Я понятия не имею, что думает Рина о своем здоровье и задумывалась ли она когда-нибудь о возможности того, что ее боли вызваны внешними факторами. Не уверен, столкнулся ли я с культурным или языковым барьером в данном случае. Возможно, Рина осознает, что пребывает в депрессии, но почему-то не может поговорить со мной об этом. Если бы я работал в Брэдфорде или в восточной части Лондона, там наверняка нашлась бы специализированная служба, предназначенная для помощи пациентам вроде Рины, – какая-нибудь организация, в которой работают переводчики с разных языков и специалисты по проблемам, с которыми сталкиваются в Великобритании женщины из Бангладеш. К сожалению, наш городок слишком маленький, и живут тут преимущественно белые. У нас есть потрясающие психотерапевты, вот только боюсь, что они столкнутся все с тем же культурным и языковым барьером. Однажды я прописал Рине антидепрессанты, подробно объяснив, как именно их следует принимать, – она же просто пила их время от времени, когда у нее начинались боли. Разумеется, антидепрессанты никак не помогли.
Сегодня Рина пришла на прием с дочкой, которая готова выступить в роли переводчика. Есть лишь одна загвоздка: девочка она довольно умная и неплохо говорит по-английски, но ей всего одиннадцать, и мне кажется, что несправедливо просить ее переводить личные вопросы, касающиеся психического здоровья ее матери. По правилам следовало бы обратиться к профессиональному переводчику, однако это не так просто сделать и требует времени. И даже если бы мне удалось установить, что Рина сталкивается с постоянным стрессом и депрессией, я вряд ли смог бы изменить обстоятельства, которые их вызывают. Так что гораздо проще дать ей рецепт на очередное обезболивающее и распрощаться.
Врачи осознают, насколько важно применять в лечении пациентов холистический подход и учитывать культурные различия, но это понимание далеко не всегда помогает конкретным пациентам, сидящим передо мной.
Иногда я виню во всем нормы, согласно которым на одну консультацию выделяется всего десять минут, но не уверен, что в случае с Риной и десять часов позволили бы достичь другого результата.
Еще одна консультация, после которой я испытываю недовольство собой и чувство, что не выложился в полную силу.
Как разговаривать с врачом?
Врачи спокойно относятся к вашей наготе. Мало что может нас поразить или смутить, но если нам предстоит исследовать ваши интимные места, было бы здорово, если бы вы предварительно немного привели себя в порядок. Мужчины, если у вас проблемы с вашими «причиндалами», помойте их, перед тем как приходить на прием. У меня самого давно уже нет крайней плоти. Она кажется мне в лучшем случае какой-то несуразностью. Мне не хочется отодвинуть вашу крайнюю плоть и обнаружить под ней засохший слой «творога» с неприятным запахом. Меня непременно стошнит. Женщины подходят к этому вопросу более ответственно и перед осмотром влагалища обычно заботятся о том, чтобы все было в презентабельном виде.
Не спрашивайте, как у меня дела. Этот вопрос задаю я. Нам обоим прекрасно известно: вы пришли, чтобы поговорить о себе. Я понимаю, что это банальная вежливость, но в один прекрасный день я ведь могу все-таки ответить на ваш вопрос, и тогда драгоценные десять минут, выделенные на консультацию, будут потрачены на разглагольствования о грибковой инфекции, обнаруженной у моего кота, или о моем соседе, который ставит музыку поздно вечером.
Пожалуйста, не задавайте нам вопросы, связанные с медициной, когда мы не на работе. Я как-то сидел у парикмахера, и он спросил, кем я работаю. Я сдуру признался, что работаю врачом, и тот недолго думая расстегнул рубашку, чтобы узнать мое мнение по поводу сыпи у него на груди.
Мне рассказывали об одной женщине, которая, опаздывая на прием, в спешке побрызгалась, как ей показалось, дезодорантом для интимных мест. Уже во время осмотра, когда ошеломленный врач достал из нее ставший довольно гламурным на вид расширитель, она поняла, что по ошибке воспользовалась спреем с блестками.