Следы

— Все это, конечно, очень хорошо, — сказала она, — но что насчет твоего деда? Думаешь, что кто-то смог бы открыть его дверь, вытащить ключ из внутренней замочной скважины, закрыть дверь и запереть снаружи так, чтобы он не услышал ни звука? Он спит как индеец.

— Раз уж на то пошло, — ответил я, — отец тоже всегда спал очень чутко. Но двери заперли, и никто не слышал, как. Зачем грузить себя догадками, когда у нас на руках факты?

Тетушка Грасия заявила, что как таковых фактов у нас пока еще нет. Сказала, что я неправ насчет того, что отец спал чутко. Точнее, в последнее время он спал крепко из-за лекарств, которые выписывал ему доктор Джо. Она сказала, что позже поговорит с ним об этом. А сейчас она хотела поговорить со мной о запертых дверях.

— Лично я думаю, — сказала тетушка Грасия, — что кто-то собрал ключи еще до того, как все пошли спать — вечером или, может быть, после обеда. Тогда ночью убийце ничего не оставалось, как вставить ключи в замочные скважины и повернуть их в нужную сторону. Скорее всего отец не смог бы услышать столь тихий звук. Иначе просто не может быть — никто не способен открыть дверь в его спальню, при этом не разбудив его. И никто из нас, за исключением Ирен, не заметил бы отсутствия ключей в замках, когда мы ложились спать. Никто из нас, кроме Ирен, просто не пользовался ими.

— А ее ключ был в замке, когда она ложилась спать? — спросил я.

Тетушка Грасия сказала:

— Не знаю.

— А почему бы вам у нее не спросить? — предложил я.

— Я спрашивала.

— Она не смогла вспомнить? Или не хотела говорить?

— Нет, она сказала мне. Сказала, что ключа в замке не было. Она сказала, что заметила это и рассказала Крису. Но он ответил что-то вроде «какая разница».

— Что, тетушка Грасия? — спросил я.

Кажется, она заметила дырку у меня на плече. Я не люблю Ирен даже немного больше, чем ее не любит тетушка Грасия. Но еще мне нравится честность больше, чем ей.

— Ну, — усмехнулась она, — поскольку ключа в двери не было в девять часов, не кажется ли тебе странным, что когда около одиннадцати часов Ирен обнаружила, что дверь заперта, и тут же подумала, что это Кристофер запер ее изнутри?

— Нисколько, — сказал я. — Она была зла, и чувства возобладали над разумом. Зачем ей вдруг думать о каком-то ключе? Дверь была заперта, не так ли? Мы с Ирен по крайней мере сходимся во взглядах насчет реальных фактов. Дверь была заперта. Ну, Крис вполне мог встать, найти ключ и запереть ее, почему бы и нет? Ключи имеют свойство теряться.

— Очевидно нет, — сказала тетушка Грасия, не отрывая глаз от шитья. — Я спросила всех, кроме тебя, Нил. Никто не смог сказать, был ли их ключ в замке в ту ночь. А ты помнишь что-нибудь насчет ключа от своей двери?

Конечно я не помнил. Я к нему даже не прикасался с тех пор, как Ирен вставила его в мой замок, много недель назад.

— Никт в этом доме, кроме Ирен, — сказала тетушка Грасия, — никогда даже не прикасался к этим ключам и не думал о них. Пойми, Нил, — она начала говорить очень быстро, возможно потому что заметила, что ее несправедливость начинает меня злить, — я не думаю, что Ирен зашла к Дику в комнату в понедельник ночью и застрелила его. Я это знаю. Мы все это знаем. Ирен была в ту ночь в коридоре с ключами от всех дверей. Она могла закрывать и открывать их как ей вздумается. Она запросто могла запереть нас всех по своим комнатам. Она вполне могла провести десять с чем-то минут после выстрела в комнате Дика, как она нам и рассказала, или же могла потратить это время на то, чтобы помочь кому-нибудь сбежать или спрятаться, или (эти последние слова Дика, которые Ирен нам процитировала, особенно «красная маска», нисколько меня не убедили. А тебя?). А затем, когда она убедилась, что ее — скажем, друг, — был в безопасности, она могла взять и снова отпереть все двери. В первую очередь дверь Люси — единственного ребенка в доме.

— Прекрасно! — сказал я. Кроме разве что того, что никто в доме не прятался, так же как никто из него не сбегал. Ирен отперла дверь Люси только потому что это была первая дверь, которая попалась ей на глаза, как только она выбежала из комнаты отца. Если, как вы мне намекаете, Ирен с кем-то планировала покушение на отца, то согласилась ли бы она на план, который поставит ее в положение, в котором она находится сейчас, — то есть в положение единственного человека, кто не был заперт в своей комнате?