Следы

— Не совсем. Мы обедали вместе. После еды Дик сказал, что собирается заехать в офис страховой компании. Мы составили ему компанию. Затем Крис рассказал, что там их всячески оскорбляли, требовали привести свидетеля того несчастного случая, предъявили еще кучу несусветных требований, а затем недружелюбно отпустили всех с наставлением прийти позже. Крис сказал, что они с дядей Финеасом были очень злы. Но отец всего лишь сказал, что это будет ему уроком больше не связываться с мошенниками, и что это был его последний визит в этот офис и последний платеж за страховку. Насколько ему было известно, закончил Крис, с тех пор отец и думать забыл об этой страховке. Он не знал, что в случае смерти от несчастного случая их может ждать какая-то компенсация. И вообще не знал более ничего об этом.

— А вы, — спросил Топсон, — когда-либо обсуждали этот вопрос со своей женой?

— Вы слышали показания моей жены. Нет, не обсуждал.

— Не привыкли откровенничать с женой, а?

Крис сдержал свой гнев как настоящий джентльмен. Такое было выше моих сил, и я им очень гордился.

— Я не привык засыпать свою жену утомительными очевидностями, которые не могут ее ни удивить, ни заинтересовать.

— А ваш дядя, Финеас Квилтер, думает так же насчет откровенных разговоров со своей женой?

— Осмелюсь предположить, что да. Однако я не вправе отвечать за мысли моего дяди.

— Получается, вы не знаете, известно ли той леди, которая сегодня лежит больная в кровати, об этой страховой выплате в десять тысяч долларов?

— Не думаю. Моя тетя не скрытный человек. Если бы ей что-то было известно, думаю, она бы хоть одному из нас об этом рассказала. Так же и мой дядя Финеас не знал ничего о страховом полисе до того дня, как мы нанесли визит в офис компании вместе с моим кузеном Диком. Но с того времени мой дядя Финеас еще не возвращался на ранчо К‑2.

— Ваш дядя, полагаю, никогда не пишет писем своей жене?

— Конечно, пишет.

— А если бы он написал ей о полисе, вы думаете она бы не согласилась с вами в том, что выплата в десять тысяч долларов — слишком незначительная информация, чтобы о ней упоминать?

— Я сказал вам под присягой, что ничего не знал об этой компенсации.

— Это придает большое значение важности страхового полиса, не так ли?

— Да.

— Кстати, мистер Квилтер, в последнее время вы пытались заложить какую-то часть ранчо К‑2?

— Да.

— Вы занимались этим вопросом в Портленде прошлым августом?

— Да.

— У вас получилось собрать желаемую сумму?

— Нет.

— Мистер Квилтер, как долго вы с вашей женой живете на ранчо К‑2?

— Приехали в прошлом марте.

Топсон начал считать на своих коротеньких пальцах. — Семь месяцев. Ранее в прошлом году вы не заезжали на ранчо К‑2, ведь так?

— Не заезжали.

— Закончено со свидетелем.

Я надеялся, что мистер Уорд начнет задавать Крису вопросы. Но нет. Он не шелохнулся.

Следующей вызвали тетушку Грасию.

ГЛАВА XV

I

Я Нервничал как пожилая женщина во время того бесконечного допроса тетушки Грасии. Мы с ней вместе поехали в Квилтервилль, чтобы не толкаться в повозке с остальными.

Как только мы тронулись, она начала разговор о том, что хочет, чтобы на допросе я вел себя очень «осторожно». Поначалу я ее не понял. Перед отъездом у нас состоялось что-то вроде семейного совета, на котором слово было предоставлено дедушке. Снова и снова — ты знаешь, обычно дедушка не любит повторяться, — он делал акцент на том, что мы должны говорить только совершеннейшую правду.

Он объяснил, что, конечно, и не думал, что кто-то из нас собирается лгать, но такого рода дела должны вестись тонко и дипломатично. Ни у кого из нас, продолжал дедушка, нет никаких причин бояться правды. Он попросил нас никогда не забывать, что правда — это единственная вещь, которую нельзя победить. Он прочитал нам своеобразную проповедь о том, что правда порождает правду, так же, как и кабачок рождает кабачок или ложь порождает ложь. Дедушка, как тебе известно, никогда никому ничего не навязывает и ни к чему не призывает. Но в то утро он довольно близко подошел к обеим границам, я никогда не слышал его таким.

Когда тетушка Грасия завела разговор об осторожности, из моей головы не выходила его последняя фраза (Люси называла бы ее афоризмом): «Нельзя договориться с правдой». Мне казалось, что она исковеркала большую часть дедушкиных слов; но мне было проще сомневаться в своем собственном понимании, чем в сознательности тетушки Грасии или целостности ее ума. Однако прошло совсем немного времени, и она дала мне возможность сделать выбор. Тогда я спросил ее, действительно ли она не согласна с тем, что сегодня утром в гостиной сказал нам дедушка.