Следы апостолов

— Врешь, Гриша. Франц тебе не приятель. Ты ж не пьешь, так что друг из тебя никакой. Приходил ты к нему не просто так, а по делу, о котором не хочешь мне говорить. И понимать ты, как я вижу, не хочешь, что дело ваше уже стало уголовным и скоро придется отвечать на мои вопросы совсем в другой обстановке.

— Да какое оно уголовное? — заволновался Григорий, вскакивая на ноги. — Это для тебя оно уголовное, а для нас самое обычное, житейское. Франц хотел с выпивкой завязать, с тем ко мне и обратился, мол, помоги по старой дружбе. Денег у него не было, чтобы заплатить. Да я бы и не взял. Решил, помогу так. Для этого и ходил вечером к нему.

Островский улыбнулся.

— Это ты, Гриша, хорошо придумал, — начал он, уже понимая, что весь его первоначальный план разговора начинает рушиться. — Ты ж у нас знахарь известный по этой части. Ничего на скажешь… Только мне твоя версия кажется неправдоподобной.

— Это твои проблемы, — буркнул Григорий, снова садясь рядом.

— Хорошо, — решил зайти с другого конца Островский, — скажи, а что за вещицу приносил тебе Франц неделей раньше?

— Какую вещицу? — вполне натурально удивился Гриша.

— Это я тебя спрашиваю — какую.

Наверняка Алька проболталась, подумал Григорий. Только вот что она ему рассказала? Все? Или не все? Теперь нет смысла запираться, надо как-то обыграть ситуацию, представить ее в ином свете, сместить акценты. Франц, даже если заговорит, точно не расколется. Не в его это интересах.

Островский ждал, вертя в руках сигаретную пачку. Ему показалось, что его собеседник озадачен вопросом и сейчас лихорадочно обдумывает, какой информацией он располагает и от кого ее получил.

— Было дело, — нехотя начал Григорий, все еще не зная, как повести дальше разговор, — приносил он мне какой-то черепок и просил посмотреть. Алевтина еще тогда присутствовала, — на всякий случай уточнил он, чтобы вывести Островского на разговор о свидетельнице. — Собственно, ничего примечательного. Он и раньше ко мне обращался со всяким мусором, который находил. Ты ж знаешь, что Франц одно время кладоискательством увлекался.

— Серьезно увлекался, — заметил Вадим.

— А кто тут через это не прошел, — оживился собеседник. — Ты же сам мне рассказывал, что и тебя сия чаша не миновала. Кроме того…

— Не миновала, только мы сейчас не об этом, — оборвал его Островский. — Мы сейчас говорим об убийстве человека и о покушении на убийство. И только это меня интересует, а ты мне тут зубы заговариваешь. Между прочим, тем самым препятствуя расследованию. За такие вещи и статья предусмотрена, уголовная.

— Не надо меня пугать, — насупился Григорий. — Ты спросил, а я ответил. Не за тем ли ты пришел?

— Я пришел, чтобы услышать от тебя правду! — возвысил голос Вадим. — А вместо этого слушаю неизвестно что.

«Нет, пожалуй, так просто он от меня не отстанет, — размышлял Григорий, сидя на ступеньках своего дома рядом с Островским. — Может, оно и к лучшему. Камень-то утрачен, и найти его мне одному не под силу. Пусть уж милиция поработает, а потом я сумею убедить Вадима дать мне его на денек. Чем не план? Надо воспользоваться ситуацией. Лучше такой союзник, чем никакого».

— Черепок этот, как я думаю, очень интересный артефакт, вещь редкая и необычная для наших мест. Вот я и решил выкупить ее у Франца. Ты же знаешь, что я разными древностями интересуюсь. А он уперся, мол, не продам, не проси. Вот об этом мы с ним в тот вечер и говорили.

— Постой, — вдруг подскочил Островский, хватая Григория за руку, — черепок или камень?

— Скорее, камень, — ответил Григорий, глядя себе под ноги.

— Мне нужно его полное описание. Сможешь сделать?

— У меня фотография есть, — после некоторого колебания признался Григорий. — Успел тайком от Франца щелкнуть телефоном. Снимок, конечно, не очень, но впечатление составить можно.

* * *

Исчезновение одного из пациентов в местной клинической больнице обнаружилось только рано утром, когда дежурная медсестра пришла делать ему укол. Шум решили не поднимать, тем более тут же выяснилось, что сбежавший находится в своем номере в гостинице. После недолгих переговоров по телефону беглый пациент без каких-либо условий со своей стороны согласился написать расписку в том, что претензий к лечебному учреждению не имеет и покинул его по собственной воле вопреки предписаниям лечащего врача. Этим пациентом был ни кто иной, как пан Бронивецкий, доставленный накануне в кардиологическое отделение с симптомами сердечной недостаточности и уже спустя два часа вырвавшийся из-под капельницы с требованием отпустить его немедленно, несмотря на тяжесть диагноза и незаконченный курс процедур. Все же, на всякий случай главврач, оставаясь верным своим профессиональным принципам, послал в гостиницу одну из медсестер, чтобы сделать беглецу укол, передать лекарства и заодно оценить состояние больного. Медсестра исполнила все в точности и по возвращении сообщила, что больной пребывает в невероятном возбуждении, однако тревожных признаков не подает.