Приехав в больницу, Островский покурил перед входом и, не заходя в палату, сразу прошел в кабинет главврача.
— Состояние стабильное, — сообщил тот. — Сейчас он в реанимации и разговаривать сможет едва ли, а вот дня через три — вполне, если, конечно, не будет осложнений. Травма все же тяжелая, черепно-мозговая. Мы вообще думали отправить его в Минск, так как наши условия, увы, не идеальные, но побоялись, так как больной явно нетранспортабелен.
— Скажите, доктор, — спросил Вадим, внимательно выслушав пояснения врача. — А это никак не отразится на его памяти?
Тот снисходительно улыбнулся.
— Видите ли, мозг — дело тонкое. Никогда нельзя быть пол-ностью уверенным, что все произойдет именно так, как мы предполагаем. Динамика следующих двух-трех суток покажет, на что мы можем рассчитывать. Вот так. А что касается памяти, то не возьмусь давать вам какие-то прогнозы. Мужик он крепкий, будем надеяться на лучшее.
Островский собирался задать еще пару вопросов, которые волновали его, но тут в коридоре послышался какой-то шум.
— Что там еще? — удивился главврач, направляясь к двери, ко-торая в тот же момент с силой распахнулась.
В комнату влетела медсестра. Рукав ее халата был в крови.
— Убили! — истошно заорала она, падая на руки главврача.
39
«Обязательные господа», — отметил про себя Генрих, бросив рано утром взгляд в окно. Чисто вымытый сверкающий хромированными деталями «Опель» стоял, как и положено, у калитки. Но что-то в облике машины было не так. Выйдя после завтрака на улицу и рассмотрев автомобиль вблизи, Генрих не досчитался стекол на передних дверях. «Похоже, что вчера на моих новых друзей кто-то неудачно поохотился», — пришел к выводу Генрих, найдя на полу несколько осколков стела, и не обнаружив пятен крови. К солнцезащитному козырьку была прикреплена записка от Гетлинга с сожалениями о маленьких технических нюансах, которые обещалось устранить к завтрашнему утру.
Генрих уселся за руль, завел двигатель и решил нанести визит вежливости Вагнеру. Хоть доктор и пообещал найтись сам, но справиться о его самочувствии, никогда не помешает. Вдруг, пока я тут исследую замок и прыгаю в воду с моста, он лежит бездыханный на кровати и уже смотрит стеклянными глазами в потолок?
Доктор не отзывался. Долго игнорируя настойчивый стук в дверь, он, наконец, отворил:
— Завтра, Генрих. Завтра. Сегодня я еще не достаточно здоров, — Вагнер попытался сфокусировать на госте глаза с огромными черными зрачками, чем-то напоминающие дула пистолетов в дрожащих руках алкоголика. Расстояние до его лица было достаточно мало, но Генриху показалось, что доктор смотрит куда-то мимо или даже сквозь него, абсолютно не видя, а лишь только чувствуя и распознавая его по голосу. Вагнер осторожно, будто проникая в другой неизвестный мир, просунул руку наружу, подобно слепцу, тихонько ощупал голову визитера, рассмеялся и опять исчез в своих апартаментах, провернув в замке ключ.
Гость поспешил удалиться. «А вы, доктор, оказывается еще и наркоман, — предположил он, — так недолго и с катушек съехать. Интересно, сколько кубов морфина циркулирует сейчас по вашим венам? Лишь бы вы не загнулись в ближайшие дни. От вас мертвого мне мало проку. Вот когда сделаем наши дела, я вам даже помогу быстрей убраться в ваши адские кущи. Если конечно к слову кущи применимо слово ад». Генрих вышел на улицу. В Фарном костеле напротив гостиницы шла служба, Генрих немного послушал доносящуюся изнутри органную музыку, потом сел за руль, завел машину и поехал к дому Штольберга. Интуиция подсказывала, что разыскивать гауптштурмфюрера следовало именно там, а не на его рабочем месте в здании комендатуры. Чутье не подвело. Эрих был дома, он занимался печатанием фотографий, постоянно чертыхаясь и отвлекаясь от занятия на докучливые телефонные звонки.
— Здравствуйте, дружище, проходите, присаживайтесь, — Эрих указал гостю на кресло. — Черт, нужно будет попросить связистов, чтобы удлинили шнур, и телефон можно было поставить в лабораторию. Уже целый час трезвонят с утра пораньше, то одно, то другое, никакого покоя. А вы как раз вовремя. Не желаете составить мне компанию в лаборатории? Я вчера проявил пленку и сейчас делаю снимки о наших приключениях на мосту. Судя по негативам, там будет несколько занимательных кадров.
— С удовольствием, — согласился Генрих, входя в лабораторию. — Эрих, расскажите, что случилось с машиной? Такое ощущение, что вас кто-то обстрелял. Боюсь, что доктор Вагнер отнюдь не порадуется данному обстоятельству. Он привык к комфорту, немного простужен и не захочет передвигаться на автомобиле с выбитыми стеклами.
— На засаду нарвались, — цокнув языком, недовольно скривился Штольберг. — Вы только представьте — в течение суток вы с Гетлингом дважды спасли мне жизнь.
Эрих заложил в рамку лист фотобумаги и легким щелчком откинул от объектива фотоувеличителя красное предохранительное стеклышко. Через несколько мгновений, окончив в уме отсчет, Штольберг вернул стеклышко назад, вынул из рамки бумагу и бросил ее в раствор с проявителем.