Подойдя шагов на двадцать-двадцать пять к норе и не показываясь против дыры, охотник
затопал. Затаился, ждет. Если перед этим лисица не была напугана, не скрылась в нору от
преследования собак, она выйдет наружу.
Прождав немного, приятель приблизился ещё на несколько шагов к норе и снова затопал.
Лиса встревожена загадочной возней над её логовом. Всегда недоверчивая, а сейчас в
особенности, она понимает, что проникающие сверху звуки относятся к ней. Страшась
неизвестности и боясь какой-либо ловушки, пугливый зверь не выдерживает; его тянет на
волю.
Лисица крадется к выходу и, видя, что путь свободен, бросается наутек.
А нам только того и надо. Теперь очередь за нашими зверогонами.
Пущенные на свежий лисий ход, они с места взяли и без скола – не теряя следа – погнали
красного зверя. Не смолкают голоса собак. Лиса повела их большим кругом. Ошеломленная
натиском наседающих на неё псов и занятая только тем, чтобы не угодить им в зубы, она не
успевала хорошенько осмотреться – безопасно ли впереди? А нам это как раз и на руку. .
Через час мы любовались пышным мехом золотисто-рыжей кумушки...
По дороге к дому в одном месте переходим жнивье. Под ногами хрустит серая щетка
стерни. Тут и дрозду не спрятаться!
А вот белые куропатки сумели схорониться: в двух шагах от нас затрещали крыльями.
Просто удивительно: белоснежные птицы так прильнули к земле, что мы их и не заметили...
Смеркалось. В деревне уже светились окна, кругом темнела лесная чаща.
РЫСЬ
Редко встретишь такого опытного охотника, как лесник Василий Федорович. Природный
следопыт. Искусное мастерство дяди Васи его друзья объясняют очень просто:
– Это у него от деда. Бывало, медведи перемнут в лесу все овсяные нивы, а полосу
старика не тронут. Поговаривали: «Дед заговор знает». На проверку оказалось иное: дедко на
овсяном поле поставит на ночь вверх дном ящик, а под него сунет. . петуха. По зорям, в
полночь кукарекает петька, а зверь и не приходит, – где петух, там и человек!
Может быть, и от «деда», кто его знает. Только лучше Василия Федоровича никто не
подвоет волков. Серые принимают его голос за волчий, сразу отвечают всем гнездом, каждый
на свой лад. Загудят матерые, заскулит молодняк.
Рослый, широкоплечий человек Василий Федорович, а по лесу пройдет, как невидимка,
скорее рысь заметишь, чем его. Ничем не выдаст себя, без хруста шагнет по валежнику, не
качнет ветку в густом хвойнике. И по чащобе бесшумно проберется, хлесткий прутняк по
нему не стегнет. Дядя Вася носит мягкую, шинельного сукна, куртку, поэтому гибкие
хворостины, коснувшись его, не шуршат. Идя по воде, лесник ногу опускает пяткой, а
поднимает носком вниз, вот и скатывается вода, не булькая. Такой прием годится и в ходьбе
по вязкой слякоти, – сапог не чмокает.
Как-то поздней осенью Василий Федорович позвал меня поохотиться на лисиц.
Посоветовал одеться в защитное. Выезжаем. С нами нет ни собак, ни снасти какой, одни
ружья. Недоумеваю. Василий Федорович улыбается:
– Ничего, зверь сам к нам придет!
Попадаем в смешанные леса с еловым подседом. Тишина. Бывают такие осенние дни,
когда в неподвижном воздухе ничто не шелохнет. Где-то простучал дятел... Останавливаемся.
Выбираем плотные кусты, обламываем лишние ветки, чтобы можно было повернуться без
шороха. Удобно усаживаемся и затаиваемся. Вдруг как заверещит дядя Вася, ни дать ни взять
– заяц подбитый. Сходство так велико, что сорока, и та поверила: прилетела, стрекочет, не
замечая нас. Если вблизи лисица держится, обязательно явится, – такой уж у нее нрав:
попытается проверить, в какую беду угодил заяц. От сильного врага незаметно улизнет, а у
слабого противника сама бесцеремонно отнимет добычу. . Прошло четверть часа. Опять
закричал «раненый заяц». Раза три так повторялось... Вдруг шагах в тридцати слева от меня
зашевелилась трава. Показалась рысь. Припадая, подкрадывается к нашей засаде. Лесная
кошка точно определила место, где находится «косой». Делаю едва уловимое движение
ружьем, и рысь мгновенно, гигантским прыжком кидается назад. Успеваю заметить и вторую.
Она сразу шмыгнула в ельник. Навскидку посылаю заряд в прыгнувшего зверя. Падает
тяжело раненная лесная кошка и сразу переворачивается мордой ко мне. Затихла, будто
неживая. Пришлось пристрелить. По всему видно, взяли мы молодого зверя.
Захотелось нам добыть и старую рысь, скрывшуюся в ельнике. Приметили мы, что
ростом она была с большую собаку, только короче её.
Через неделю возвращаемся в эти места с гончими. Пускаем Буяна и Найду в мрачный
еловый остров. Здесь должен прятаться угрюмый зверь. И место подходящее – глухое: уже на
опушке бурые стволы елей, поваленные ветром, ощетинились сухими ветками. Их
вывороченные с землей корни заслоняют путь, будто огромные щиты. Широко стелются
почерневшие лапы старого ельника, космами развешан на них серый лишайник. Мягко тонут