Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни

Тем временем начала набирать популярность новая концепция троп. Проектировщики обратили свое внимание на разрозненные кластеры троп, которые когда-то окружали самые популярные туристические направления, и придумали как объединить эти кластеры в сети. Вскоре возникло понятие «сквозная тропа» – тропа, которая никогда не заканчивается. В 1910 году школьный учитель Джеймс П. Тейлор, любивший ходить со своими учениками в долгие походы, предложил создать тропу, которая бы соединяла все самые высокие горы в Вермонте. Он назвал ее «Длинной тропой».

В эту интеллектуальную среду и предстояло погрузиться Маккею. Он окончил Гарвард за несколько месяцев до инаугурации Рузвельта и вскоре после этого получил степень магистра в Гарвардской школе лесного хозяйства. В последующие десятилетия он работал в сфере лесного хозяйства и планирования, благодаря чему получил хорошее представление о том, как люди могут преобразовывать ландшафты (и наоборот). В 1912 году он провел исследование, посвящённое ливневым стокам на Белых горах, которое доказало, что вырубка лесов способствует наводнениям. Отчасти в результате этого исследования Белые горы были позднее объявлены Национальным лесом.

За двадцать лет Маккей превратился из нескладного студента в темноволосого интеллектуала с ястребиным лицом, который носил очки и никогда не выпускал трубку изо рта. Все эти годы он не переставал вынашивать идею, как он ее называл, «Аппалачской тропы». В 1921 году он потерял свою жену Бетти – суфражистку и пацифистку, – которая утопилась в проливе Ист-Ривер на Манхэттене. Убитый горем Маккей укрылся на ферме своего друга в Нью-Джерси и на время отошёл от дел, чтобы изложить свои мысли об Аппалачской тропе на бумаге. То, что он задумал, было больше чем просто тропой. Безобидное название, которое он дал своему теперь уже историческому проекту – «Аппалачская тропа: проект регионального планирования», – совершенно не передавало радикальную суть документа. На самом деле он видел в тропе не что иное, как средство от худших болезней урбанизации, капитализма, милитаризма и индустриализма – всего того, что он называл «проблемой жизни».

Огромное влияние на взгляды Маккея оказал пятисот-страничный философский трактат «Экономика счастья», автором которого был его брат Джеймс. Опираясь на труды Бентама, Мальтуса, Дарвина, Спенсера и Маркса, Джеймс Маккей стремился разработать методы борьбы с самыми уродливыми проявлениями индустриализма. Вместо общества независимых акторов, каждый из которых думает только об увеличении прибыли, что невольно приводит к «огромному и постоянно растущему избытку страданий», он предлагал строить устойчивую экономику, управляемую технократической элитой, стремящейся максимизировать «выход счастья». Предвосхищая неизбежный вопрос о том, как правительство может измерить уровень счастья нации, он приводил множество уравнений и графиков, доказывающих возможность количественного измерения уровня благоденствия. (Биограф Ларри Андерсон язвительно заметил, что по иронии судьбы, это был «вероятно, самый грустный и суровый трактат, когда-либо посвященный теме счастья».)

Что самое важное, Джеймс Маккей убедил своего брата в том, что для решения социальных проблем необходимо менять систему, а не человеческую природу. Став одним из самых известных представителей консервационистского движения, Маккей почти перестал писать об алчности и излишествах. Вместо этого он предпочёл сосредоточиться на окружающей среде. Его интересовало то, как она влияет на нас и что в ней надо изменить, чтобы сделать нас сильнее. Проведя большую часть своего детства в Нью-Йорке (который он ненавидел), он решил подвергнуть критике одну из самых очевидных проблем современности: перенаселенные гиперконкурентные каменные джунгли мегаполисов.

С самого начала Бентон ставил перед собой цель преодолеть чувство отчуждения, которое веками накапливалось у евроамериканцев. Первым делом, решил он, необходимо создать за пределами городов пространства – «святилища и убежища от суеты повседневной мирской коммерческой жизни», – в которых люди могли бы научиться жить заново. Он приветствовал создание национальных парков, но сожалел о том, что все они находятся слишком далеко от городов; в то время из семнадцати национальных парков только один находился к востоку от реки Миссисипи. Бентон писал, что естественный зеленый пояс дикой природы – Аппалачские горы, – расположен «в пределах одного дня езды от центров, в которых проживает более половины населения Соединенных Штатов».