Следы империи. Кто мы — русские?

Дело в том, что мы живем в мире, который пронизан противоречиями, отчуждением — от слова «чужой». И пока мы чужие, пока дружба народов и интернационализм — это мечта, но не реальность, до тех пор будут фобии. Кто-то будет бояться американцев, кто-то — наоборот, любить Америку. Кто-то будет кричать, что все беды от России, а Россия заявит, что Америка — главный враг человечества, и у этого есть серьезные основания. А ведь когда-то, в горбачевскую эпоху, в 90-е годы XX века, Россия была лучшим другом Запада. Тогда казалось, что счастье не за горами.

Мир полон противоречий. До 1917 года Россия вместе с Францией воевала против Германии. Франция и Германия, бывшие тогда непримиримыми врагами, сегодня дружат.

Фобия, безусловно, есть, и она всегда обслуживает в тот или иной период чьи-то геополитические интересы. Это возникло по двум очень простым причинам: первая — это альтернатива, вторая — это неубиваемость. Другими словами, альтернативная неубиваемость.

Русофобия — это такая форма осмысления реальности в формате национальных отношений, которая при возникновении антагонистического противостояния быстро съезжает в национализм.

Людмила Алексеевна Булавка,

доктор философских наук, профессор философского факультета МГУ им. Ломоносова

Чтобы понять, как зарождалась и развивалась русофобия, давайте обратимся к истории.

Иван Ужасный

«Весьма мерзкие, ужасные, доселе неслыханные, истинные новые известия, какие зверства совершают московиты с пленными христианами из Лифляндии, мужчинами и женщинами, девственницами и детьми, и какой вред ежедневно причиняют им в их стране. Всем христианам в предостережение писано из Лифляндии и напечатано», — таково весьма обширное название «Летучего листка», изданного неким Георгом Бреслейном в Нюрнберге в 1561 году. Это один из характерных образцов антирусской пропаганды, впервые тогда захлестнувшей Европу.

Такие листки издавались в разных городах и разными авторами, но содержание их было весьма сходным. Они описывали беспримерные якобы зверства, которые чинят войска Ивана Грозного в ходе Ливонской войны. Для увеличения пропагандистского эффекта на обложках таких листков неизменно красовались детально прорисованные изображения немыслимых казней и истязаний.

Конечно, все мы помним, что Иван Грозный не был образцом гуманизма, да и любая война не обходится без проявлений зверской жестокости. Однако кому-кому, а не тогдашним европейцам было обвинять в ней русских.

К примеру, немецкий наемник Генрих Штаден, прежде чем перейти на русскую службу, находился на противоположной стороне — служил в ливонских замках. В 1563 году, то есть как раз в тот период, когда Европу наводняли «летучие листки» с описаниями зверств московитов, он оказался в Риге, где стал свидетелем жестокой казни Иоганна Арца, шведского наместника одного из городов. Обвиненный в измене, в том, что он намеревался сдать крепость русским, несчастный был растерзан раскаленными клещами. Вот уж действительно гуманизм, совсем не чета московитским зверствам!

Слово «фобия» можно трактовать по-разному — как страх и как ненависть. Ненависть к России родилась из страха. Родилась именно тогда, в ходе Ливонской войны, когда могучая русская держава впервые заявила о своих претензиях на участие в европейской политике. Появление нового мощного игрока, буквально одним движением смахнувшего с геополитической шахматной доски Ливонский рыцарский орден, ошарашило Европу.

Россия была чужой и лишней в западной картине мира. Ей полагалось пребывать где-то в неведомых просторах «тартарии», за пределами цивилизации. Поэтому в атаку на московитов пошли не только польские полки одного из лучших тогда полководцев Стефана Батория. В помощь ему была брошена мощь печатного станка, извергающего из себя продукцию массовой агитации, в которой для пущего эффекта использовались апокалиптические, библейские образы.

В Книге Иезекииля упоминается «князь Роша, Мешеха и Фувала» (Иез. 38:2), который предстает сугубо негативным персонажем. Естественно, со времен Ливонской войны эти имена стали ассоциироваться с Москвой и Россией. Самого же Ивана Грозного сравнивали с фараоном и царем Иродом. Таким образом, войну с Россией пытались представить священным, богоугодным делом.