Шараборин очень устал, но близость цели, знание местности удесятеряли его силы. А когда тайга начала мало-помалу редеть и расступаться, уступая место голой равнине, забирающей немного на север, Шараборин окончательно воспрянул духом. Теперь он твердо убедился, что идет правильно и не сбился с пути.
Равнина привела его к замерзшей реке, впадающей в Кривое озеро. Тут Шараборин уже бывал.
— Скоро дойду… Скоро озеро будет. Только бы пурга не разыгралась, говорил он сам себе, стараясь прибавить шагу. Но уставший олень отказывался ускорить темп, натягивал повод и сдерживал движение.
Да, тут Шараборин уже бывал. Память его прочно хранила все, что было связано с этими местами. Вот тут на изгибе реки он когда-то, будучи голодным и не имея продуктов, наткнулся на большой табун куропаток и настрелял их более десятка. Вот там, метрах в двадцати от берега, под кучно растущими соснами, образующими своими кронами что-то вроде хвойного шатра, он ставил ветвяной шалаш и прожил в нем несколько суток. А дальше, в месте впадения реки в озеро, он ловил рыбу с охотниками-эвенками. Тогда Шараборин выдал себя за представителя «Якутзолототранса», и эвенки поверили ему.
Все это было и давно, и в то же время как будто недавно.
Олень натянул повод и остановился. Остановился и Шараборин.
— Давай передохнем малость, — разрешил он животному. Олень был еще нужен Шараборину, и его надо было сохранить.
Бока оленя тяжело вздымались, тонкие ноги дрожали.
«А вдруг упадет? — подумал с опаской Шараборин. — Худо будет, один не управлюсь».
А поземка все крутила и крутила, завивая длинные, точно шлейфы, хвосты. Густая серая муть затягивала небо и превращала день в сумерки. Ветер усиливался, налетал порывами и больно сек лицо.
— Устал я, страх как устал, — разговаривал сам с собой Шараборин и посмотрел назад. Поземка быстро делала свое дело и заметала следы нарт, оленя и человека. — Вот это хорошо. Совсем хорошо. Никто меня не найдет. Подумают, пропал Шараборин, а он не пропал. Ну, пошли… пошли… понукал он оленя.
И вот, наконец, впереди показалось покрытое многослойной снежной шубой с отлогими берегами Кривое озеро. Длинное, вытянувшееся с запада на восток, оно простиралось километра на два. К южному берегу озера, на всем его протяжении, вплотную подступала высокая тайга, а северный берег был совершенно гол, и на нем крутил снежные вихри разгулявшийся ветер.
— Добрался, однако, слава богу, — облегченно вздохнул Шараборин и посмотрел на часы. — О, совсем рано! Половина пятого. Еще много времени до двенадцати часов. Все успею сделать и отдохну маленько. Напрасно торопился. Теперь пурга не страшна, теперь я уже на озере, а то бы мог сбиться.
Шараборин выбрался на середину озера, облюбовал подходящее место и тут же, не откладывая дело в долгий ящик, решил запастись сушняком для сигнальных костров.
— Конвертом… Пять костров конвертом… — твердил он, вспоминая слова своего сообщника. — И пока надо складывать в одну кучу, а то снег заметет и ничего не отыщешь.
Потянув за собой оленя, он зашагал к южному берегу, к тайге. Дойдя до первого дерева, предусмотрительный Шараборин крепко привязал оленя. Он знал, что одиночка олень, да еще голодный, не будет держаться человека и уйдет на поиски ягеля. И уйдет так далеко, что его потом днем с огнем не сыщешь. И лишь после этого Шараборин начал ломать сухостой и вытаскивать из-под снега валежник.
Нет, Шараборин не устал, куда там! Ему только казалось, что устал. И казалось, когда был в пути, когда еще не была видна цель. А сейчас он не чувствовал никакой усталости. Наоборот, своими уверенными действиями он выказывал столько энергии и физической силы, что можно было подумать, будто он весь день отдыхал, а не провел его в дороге.
Ворох сушняка все рос и рос, а Шараборин все таскал и таскал его.
— Довольно, однако, хватит. Теперь возить надо, — сказал он и, вытащив из походного мешка сыромятные ремни, стал увязывать хворост.
Ему пришлось сделать три конца на озеро и обратно, чтобы перевезти заготовленное топливо.
Прикинув на месте сложенный груз, он пришел к заключению, что хвороста все же маловато и для пяти костров будет недостаточно. Но быстро накатывались сумерки, небо срослось с землей, порывы ветра становились все сильнее и сильнее, лохматили снег, крутили вихри.
— Худо дело. Надо еще достать берестяной коры. Иначе спичек не хватит, — рассуждал Шараборин. — Ну, кору я после добуду. Время еще есть. — И тут он ощутил, что начинается снегопад.
Родившийся, выросший в тайге и проведший в ней всю свою жизнь, Шараборин знал, что надо делать, и не пал духом. Лишь на короткое мгновение ему пришла тревожная мысль: а вдруг самолет не прилетит в такую погоду, — но и эту мысль он отогнал от себя.
— Прилетит. Пурга долго не будет, — успокоил себя Шараборин.
Он понимал, что разводить костер в такую погоду, когда ветер чуть ли не сбивает с ног и крутит так, что вокруг уже ничего не видно, нет никакого смысла. Ветер разметет костер.