Следы в сердце и в памяти

После некоторых неудачных попыток ей, наконец, удалось правильно всё написать (при этом старушка никакого документа у меня не спросила), затем на пропуск поставила штамп и вручила его мне, подсказав даже номер комнаты. Поднимаясь по лестнице, я остановился у окна между этажами и посмотрел на пропуск. В строке "Куда" её рукой было написано: "К товарищу академику Келдышову". Это меня так позабавило, что напряжённость, которую я испытывал, как рукой сняло, и я без излишней робости направился в нужную мне комнату.

Академик сидел за столом, подперев лоб левой рукой. На нём был светло-серого цвета пиджак, ворот белой рубашки расстёгнут. Он как-то нехотя встал, поздоровался вялым рукопожатием, пригласил сесть и только тогда спросил, кто я и по какому делу. Говорил он очень тихо, заметно растягивая слова и поглаживая свои чёрные, с лёгкой проседью довольно длинные прямые волосы. Смуглое лицо с глубоко посаженными очень чёрными глазами под довольно густыми бровями выглядело уставшим. Когда я представился и рассказал о цели своего визита, он чуть оживился и сказал, что институт этой проблемой никогда раньше не занимался, но теперь надо будет заняться. Затем, несколько помедлив, добавил:

- Вам придётся иметь дело с одним из наших сотрудников Охоцимским Дмитрием Евгеньевичем. После нашего разговора с Сергеем Павловичем я его уже предупредил о вашем посещении. Расскажите ему как можно подробнее о проблеме в целом и какие задачи вас интересуют в первую очередь. Ведь вы занимаетесь только кругом баллистических ракет, если я вас правильно понял? - спросил он.

После моего утвердительного ответа он набрал по внутреннему телефону трёхзначный номер и попросил кого-то, чтобы Охоцимский зашёл к нему.

Довольно часто внешность человека, пока я его не знаю, почему-то у меня ассоциируется с его фамилией каким-то причудливым образом, хотя понимаю, что никаких оснований к тому нет. На этот раз мне представилось, что такую фамилию мог носить коренастый, высокого роста человек с рыжими волосами и небритыми щеками. Оголённые по локоть руки густо покрыты рыжей растительностью. По возрасту он должен быть заметно старше меня, по национальности скорее всего украинец и разговаривает он басом с сильным украинским акцентом. Пока мой неизвестный знакомый шёл к нам, Келдыш вновь обратился ко мне:

- Ведь баллистические задачи относятся к разряду одних из наиболее трудоёмких в вычислительном отношении задач, не так ли, уважаемый... эээ...

- Рефат Фазылович, - подсказал я ему.

- ... уважаемый Рефат Фазылович, - докончил он.

- В этом и состоит сейчас наша главная трудность, Мстислав Всеволодович, - ответил я, - для расчёта сотен траекторий в проектных задачах у нас не хватает ни сил, ни времени.

А сам подумал: "Надо же, ещё ничего не зная о моих намерениях, попал в самую точку".

В это время, предварительно постучав в дверь, вошёл, как нетрудно было догадаться, тот самый Охоцимский - полная противоположность моим ожиданиям. Это был среднего роста, худенький, очень бледный молодой человек с какими-то то ли виноватыми, то ли испуганными глазами.

- Вы меня вызывали, Мстислав Всеволодович? - спросил он очень тихим, высоким голоском.

Единственное, что в нём соответствовало моим представлениям, были волосы, которые оказались, действительно, рыжеватого цвета.

- Дмитрий Евгеньевич, - сказал Келдыш, - познакомьтесь, пожалуйста, с сотрудником Сергея Павловича Королёва и обсудите с ним содержание работ, которые мы могли бы взять на себя. Потом мне всё расскажете.

- Хорошо, Мстислав Всеволодович, - ответил Охоцимский, и мы, попрощавшись с Келдышем, вышли в коридор.

Тут Охоцимский извинился и сказал, что не может меня пригласить на своё рабочее место из-за внутренних пертурбаций.

- Давайте посидим здесь, - предложил он, указав на очень древний кожаный, изрядно запылённый диван, стоявший прямо в коридоре.

На диване сидеть было очень неудобно, так как перекосившиеся пружины мешали занять устойчивое положение. Вдоль стен коридора выстроились ряды пыльных шкафов со стеклянными дверцами, заполненных старыми журналами, бюллетенями, справочниками и другой специальной литературой. Стены, полы, потолки давно не видели ремонта. Откровенно говоря, не ожидал я, что храм науки может содержаться в таком плачевном состоянии. Гораздо позже, когда отделение прикладной математики, отделившись от Математического института им. Стеклова, превратилось в самостоятельный Институт прикладной математики со своим зданием, условия работы стали заметно лучше. Дело в конце концов не в этих условиях, а в качестве контингента сотрудников, которое здесь всегда соответствовало самым высоким критериям. Насколько мне известно, сам Келдыш отбирал из среды студентов и аспирантов будущих работников института, как говорили тогда, поштучно. Работы, выполненные в институте Келдыша, отличались чёткой постановкой задачи, ясным изложением, доступностью для широкого применения в инженерной практике.