Следы ведут в пески Аравии (второе издание)

В мраморном зале, устланном коврами, окруженный свитой, на простом стуле сидел Садык-хан. По знаку церемониймейстера к нему подвели Нибура. На этот раз дело обошлось без коленопреклонения и целования рук. Садык-хан произнес несколько незначительных фраз, а затем велел показать гостю дворец. Церемониймейстер, изысканно поклонившись, пригласил Нибура следовать за ним. Да, иранские правители умели окружать себя поистине сказочной роскошью. Стены дворца были увешаны зеркалами и картинами. Одна из них изображала женщин в персидских одеждах, другая — женщину с обнаженной грудью, третья — целиком обнаженную женщину. Как это было непохоже на эстетический аскетизм арабов! Нибур не удержался от вопроса: откуда такая живопись? Оказалось, из Венеции; но когда эти картины здесь появились, никто не помнил. Показали Нибуру залы гарема, где все было выложено зеркалами, даже пол. Нибур узнал, что зеркала, витражи и хрусталь самого высокого качества изготовлялись тут же, в Ширазе, и что искусству этому научил ширазских мастеров заезжий венецианец. Нибуру уже пришлось видеть в доме у Геркулеса винные бутылки, сделанные из такого тонкого стекла, что их приходилось покрывать плетением из трав или тонких прутьев.

Пора было готовиться к поездке в Персеполь. Нибур был хорошо знаком с многотомными трудами французского купца-ювелира Жана Шардена, во второй половине XVII века прожившего много лет в Иране, и нидерландского художника Корнелиуса де Бруина, совершившего поездку по этой стране в 1704–1705 годах. Труды эти содержали описания Персеполя и были снабжены многочисленными иллюстрациями. Знал он также работы итальянского путешественника Пьетро делла Валле, и испанского посла Фигероа, и немецких ученых Олеария и Кемпфера. Казалось бы, и добавить к ним нечего. Но Нибур, привыкнув все видеть своими глазами, уже не мог довольствоваться чужими описаниями земель, которые лежали так близко от него.

Как заметил Нибур, персы весьма благосклонно относятся к тем чужестранцам, которые хотят видеть достопримечательности их страны, и более охотно, чем йеменцы, отвечают на вопросы. Недаром именно в Иране родилась пословица: «Умный знает и все-таки спросит, а невежда не знает и не спросит». Поэтому в Персеполь Нибур решил отправиться один и в европейской одежде. О своем намерении он сообщил лишь Геркулесу. Англичанин снабдил Нибура письмом к главе селения и предоставил в его распоряжение своего слугу в качестве проводника.

В середине марта 1765 года Нибур был у цели, в деревушке Марвдашт, всего в часе езды от Персеполя. Здесь он получил вместе со слугой пристанище в караван-сарае рядом с ремесленниками, кочевавшими от деревни к деревне в поисках заработка. Нибур пытался держаться неприметно и каждое утро в течение всех трех недель, что он провел здесь, отправлялся в Персеполь. Но именно это и привлекло к нему внимание обитателей караван-сарая. Чужеземец явился сюда издалека, чтобы смотреть на какие-то развалины. Удивление было так велико, что в пустынный, заброшенный Персеполь началось форменное паломничество местных жителей: все хотели знать, что там делает Нибур, и видеть то, на что смотрит он.

Развалины великой цивилизации потрясли Карстена Нибура. Правда, как он и думал, после разрушения города все, что было пригодно для дальнейшего строительства и могло быть увезено, перекочевало в другие места, а многое из оставшегося сровнялось с землей. И все равно от Персеполя сохранилось немало — возможно, благодаря тому, что город был воздвигнут на естественной скале и к тому же еще на искусственной платформе, взметнувшей это чудо архитектуры высоко вверх. К платформе ведет лестница, настолько огромная, что въехать вверх по ней можно даже на колеснице. А на вершине как первый эмоциональный удар, точно рассчитанный древними зодчими, монументальное сооружение — ворота с фигурами крылатых быков.

Нибур узнал, что персы называют эти руины либо «Тахт-е Джемшид», то есть «Трон Джемшида», древнейшего мифического правителя Ирана, либо «Чильминар», то есть «Сорок колонн» — по числу обнаруженных здесь колонн.