Следы ведут в пески Аравии (второе издание)

В молчании шли дальше по дикому, безлюдному берегу. Бутрусу и проводникам явно было стыдно за свое бегство, они не знали, как вести себя. Темнело. Внезапно пошел сильный дождь. Они едва успели добежать до ближайшей пещеры. А через минуту туда же ввалились и их недавние преследователи — шейх Ахмед со своими бедуинами. Потоки воды, льющиеся со скалы, образовали как бы стену, отделившую обитателей пещеры от остального мира. Сквозь плотную водную завесу пламенели вспышки молний. Удары грома гулким эхом проносились по скалам. "Преисподняя, да и только! — подумал Зеетцен. — В Европе в такие минуты люди испытывают страх, а эти вон как развеселились!" И в самом деле, бедуины каждый удар грома сопровождали взрывом дикого смеха. Они привыкли жить в самой непритязательной обстановке, привыкли ко всему, что пугало бы европейца. Вот и здесь зажгли светильники, а когда дождь затих, развели костер, стали печь хлеб и жарить мясо. Ахмед был весел, разговорчив и заботливо охранял Зеетцена от приставаний бедуинов. Подчинялись ему беспрекословно. Когда же он послал одного из негров за водой наружу, а тот, видимо оступившись, вдруг вскрикнул от боли, Ахмед в секунду разделся догола и выскочил к нему на помощь. Всю ночь в пещере никто не спал, и назавтра Зеетцен чувствовал себя разбитым и уставшим.

Рано утром двинулись дальше. Снова острые камни ранили ноги, иногда дорогу преграждали огромные валуны, а иногда — заросли тростника и тамариска. Зеетцен собирал образцы соли, серы, наполнял пробирки водой из моря. Ахмед говорил, что на пути будет много пресных источников. Их не оказалось ни одного. Зеетцен, мучимый жаждой, становился на колени и слизывал последние капли, оставшиеся после дождя в руслах маленьких вади, высыхавших у него на глазах. "Не надо никому верить, — ворчал он про себя. — Всегда при любой возможности надо наполнять водой бурдюк".

К вечеру они вступили в цветущую долину, орошаемую Иорданом и его притоками. Это ее воспел в своих сочинениях Иосиф Флавий. Через вади Килд перекинут акведук из пяти арок. Посевы пшеницы, ячменя, чечевицы чередуются с фруктовыми садами и рощами оливковых деревьев. Пасутся верблюды, овцы. Здесь расположились бедуины племени бени хатем. Ахмед привел Зеетцена к своему отцу — главному шейху племени. Ему лет шестьдесят, и одет он иначе, чем остальные: в теплой красной накидке, на голове белая повязка, на ногах шерстяные гамаши и башмаки. Основное занятие шейха — взыскивать дань с проходящих по этим землям паломников. Зеетцен был его гостем, и он, как и положено на Востоке, посадил его рядом с собой и стал потчевать изысканным блюдом из пшеницы и ячменя с маслом. Хотел было зарезать барашка, но Зеетцен этому воспротивился. Ахмед рассказал отцу, как они напали на франка, как раздели его и как потом обнаружили среди его проводников своего "брата". Присутствие потерпевших нисколько не смущало его. "Он докладывает о своих похождениях, словно европейский капитан генералу о военных маневрах", — подумал Зеетцен.

Подошли и другие гости — из соседнего племени бени адваи, с которым племя бени хатем связано узами братства и дружбы. Без музыки в арабском мире не обходится ни одно празднество. Зазвучала гина — песня, возникшая на заре ислама. Затем защелкали бедуинские палочки — кадибы, а вот послышался и звук ребаба. Гости запели касыду — арабскую оду. Но особенно старался сын шейха, красивый мальчик лет десяти, с нежным, приятным голосом и необыкновенно музыкальный. Зеетцену взгрустнулось, и он задумался о судьбе талантливых детей. "Вот Моцарт так рано проявил себя в музыке и стал знаменит, а что уготовано этому ребенку?"

На следующий день, когда стали собираться в дорогу, старый шейх вспомнил о своих правах и потребовал дани, или, как её здесь называют, "каффара". Зеетцен никак этого не ожидал, да и денег у него с собой не было.

— Я не знал, почтенный шейх, что франки платят каффара. И, кроме того, Бутрус получил за свой труд определенную сумму. Если он готов что-нибудь уделить вам, я не буду против.

Но Бутрус ничего не собирался уделять шейху и вступил с ним в отчаянную перепалку.

— Вы живете здесь на нашей иерусалимской земле и еще денег требуете! — кричал он.

— Конечно, живем, — спокойно отвечал шейх. — И распоряжаемся здесь мы. В своем доме я вас не трону, но едва вы его покинете, мы можем взять у вас все, что захотим. Это наше право.

Насилу Зеетцен уговорил Бутруса расстаться с несколькими пиастрами, пообещав в Иерусалиме возместить потерю.