Следы ведут в пески Аравии (второе издание)

"Вот и опять Новый год! — писал он. — А я все еще в Палестине и так мало продвинулся к цели своего путешествия! Достигну ли я в этом году Счастливой Аравии, где столько интересных вещей ждет меня, дабы удовлетворить мою любознательность и жажду знаний? Как мало пам известно о будущем! Словно слепые, бредем мы ему навстречу. И узнаем о нем лишь тогда, когда оно становится нашим настоящим или нашим прошлым. Столько планов занимает меня, удастся ли мне когда-нибудь их осуществить?.. Свое путешествие вокруг Мертвого моря я совершил лишь частично, а самый трудный, хотя и неведомый и потому самый интересный путь я до сих пор не имел возможности проделать, Хоть бы этот год оказался счастливее для меня! Погода для этого сезона стоит прекрасная. Пусть это станет добрым предзнаменованием!.."

Нет, он не должен поддаваться на уговоры монахов, пора продолжать путешествие. Только теперь он решил действовать по-иному. Прежде всего удобнее оделся — в бюшт, рубаху из грубой шерстяной ткани с длинными рукавами. Взял с собой кофе и табаку побольше и нанял лишь одного погонщика-мусульманина с мулом. Довольный собой, он сделал в дневнике несвойственную ему запись: "Храбрым улыбается счастье!" И 5 января 1807 года пошел в долину Эль-Гхор, к месту, где обитают бедуины племени бени хатем.

Шейх Ахмед встретил его как родного. Когда же Зеетцен вынул из мешка табак и кофе и щедро роздал это богатство всем знакомым бедуинам, восторгу не было конца.

— Когда к человеку отнесешься по-доброму, — воскликнул Ахмед, — он тебе всегда тем же отплатит! Аллах еще неизвестно, а человек всегда отплатит.

— Теперь ты, франк, ничего не бойся, — вторил Ахмеду негр, тот самый, что не так давно раздевал Зеетцена на берегу Мертвого моря, — ты наш друг, тебя никто не тронет!

Тогда Зеетцен изложил Ахмеду свой план: ему нужно осмотреть восточный берег Мертвого моря, и лучшего проводника и спутника, чем сам Ахмед, он себе и представить не может. Заплатит он за это, разумеется, прилично, но только после окончания путешествия, в Иерусалиме.

Ахмед долго не раздумывал.

— Хорошо, хорошо, друг, обязательно осмотрим все, что ты хочешь, только сначала будь гостем, поживи у меня немного. Завтра у нас какой день? Среда? Уходить в дальнюю дорогу в среду — плохая примета!

Пришлось остаться. В тот день он долго гулял по долине один и удивлялся, что никто на него не нападает. Возможно, вводили в заблуждение его одежда и длинная борода, а возможно, бедуины уже знали о странном госте Ахмеда.

Подножия скал, нависших над долиной, усеяны гротами. Зеетцен обнаружил развалины христианского монастыря, наполовину скрытого в естественной пещере. В нем остатки церкви, кухни, цистерны для воды — все служит сейчас обиталищем для диких голубей, стаей взметнувшихся вверх при его появлении. Потом он узнал, что с этим уединенным местом тоже связана легенда: якобы именно здесь соблюдал сорокадневный пост Христос. Вот почему сюда до сих пор приходят паломники. Поистине здесь шага не ступишь без библейских сказаний!

Окрестности Иерихона отсюда видны были отлично, и Зеетцен воспользовался удачным случаем, чтобы беспрепятственно начертить карту. При этом он подумал: вот куда надо было отправляться Нибуру за уточнением Священного писания, а вовсе не на юг Аравийского полуострова.

Ахмед, хоть и был шейхом, жил очень скромно. Шатер его, как и у всех, был сделан из ткани, натянутой на шесты и колья, и состоял из двух половин, отделенных друг от друга куском такой же ткани: мужской половины и гарема. Впрочем, слово "гарем" не имеет ничего общего с тем термином, к какому привыкли мы, уважаемый читатель. В мусульманском мире это просто женская половина жилища, царство хозяйственной утвари — корзин, котлов, кувшинов, бурдюков — и склад провианта. Здесь же обычно располагается на ночлег и все семейство. Особенно важно это зимой, когда в гареме можно развести огонь. "Следует родиться бедуином, чтобы находить удобным подобное жилище", — подумал Зеетцен, разглядывая незамысловатое убранство шатров — паласы, подушки, оружие, сбрую. Но и такое жилище, как ему объяснил Ахмед, стоит дорого — 300 пиастров, а прослужить может не больше пяти лет. За такие деньги можно было бы поставить крепкий каменный дом, но это не для бедуина. Настанет весна, кочевье снимется с места и отправится на горные пастбища.

Пища здесь тоже незатейлива. Хлеб печется из дурры, замешанной на верблюжьем молоке с маслом. А если этот хлеб размочить в воде, то получается новое блюдо, достаточно густое, чтобы есть его пальцами. И гостю кладут еду тоже пальцами — это считается особенно почетным.

На ночь Зеетцена уложили вместе со всеми на помосте, сделанном у задней стены гарема. Ахмед, нисколько не стесняясь, разделся догола, остальные улеглись в том, в чем ходили днем.

Зеетцен долго не мог заснуть. Совсем недалеко всхлипывали шакалы, им вторил лай собак, сторожащих стада.

Проснувшись утром, он обнаружил, что, несмотря на помост, лежит в воде, залившей ночью всю долину.