Рассказав все это, Ахмед помог Зеетцену сесть на лошадь, а сам с унылым видом пошел рядом пешком. Было так холодно, что он зябко ежился. А для того чтобы попасть на тот берег моря, надо было перебираться через Иордан вплавь! Ахмед ворчал: вода сейчас высока, это тает снег на горах. Зеетцен пообещал увеличить вознаграждение. Действительно, на горных хребтах Аджлун, Эль-Белка и Эль-Карак до самого подножия лежал густой снежный покров.
Река Иордан у места впадения в Мертвое море текла среди пологих песчаных берегов тихо и мирно, мутно-желтая вода была похожа на густеющую смолу — так много в ней было соли. Зеетцен опустил в воду руку — жжет. Говорят, рыба в этих местах затвердевает от соли прямо в воде.
Перебираться на тот берег оказалось и в самом деле неприятно. Одежду и провиант сложили в кожаные мешки и, держа их над головой, поплыли. Ахмеду пришлось таким образом переплыть Иордан раз двенадцать, затем переправлять лошадь, держась за узду.
На том берегу их встретила группа бедуинов из дружественного племени бени адвап. При виде Зеетцена, выскакивающего из воды, они закричали:
— Смотрите, смотрите, он весь пропитался солью, вот бедняга!
Никакой соли на Зеетцене не было, просто смуглокожие арабы не могли объяснить иначе белизну тела европейца.
Затем Ахмед и Зеетцен перешли вброд два ручья. Дорога то стелилась по равнине, то поднималась в гору. Двигались на юго-восток. В долине реки Эс-Серки Зеетцен обнаружил неизвестные виды тростника. Долина эта узкая, окружена горячими источниками, и над ней всегда клубится пар. В наше время в этих источниках успешно лечат ревматизм и кожные заболевания.
Карта Паулуса, которую Зеетцен взял из Европы, оказалась чистейшим вымыслом. Впрочем, верную карту составлять ему было трудно: названия здесь менялись каждый раз, когда появлялись новые завоеватели. К тому же местные диалекты искажали их. Так, Зеетцен искал развалины древнего города под названием Махерус, а обнаружил Мкауер, к тому же бедуины произносили "Мчауер", тогда как в литературном арабском языке звука "ч" вообще не существует.
Ночевали у бедуинов других племен. Каждая такая встреча — новые люди, новые сведения. Однажды Ахмед натолкнулся на знакомых, и тогда приют был особенно гостеприимным.
— Гость — это подарок Аллаха, — торжественно объявил хозяин.
Уютно горел в очаге огонь, вкусно пахло кофе и жареным мясом, из котла, стоявшего на углях, поднимался аппетитный пар. Зеетцен в полудреме прислушивался к разговору. Ахмед, и всегда-то веселый и разговорчивый, сейчас был просто в ударе. Наслушавшись от знакомых горожан о благах, которые сулит вера, он теперь убежденно посвящал слушателей в прелести райской жизни, уготованной Кораном правоверным мусульманам.
— И не будет там ни жен, ни брака, — вдохновенно говорил он. — Женщин, гурии называются, бери сколько хочешь.
— А зачем? — вопрошал старый-престарый хозяин шатра.
— Ну, не только женщин, мяса и табака тоже будет вдоволь.
— Это бы нам подошло, — раздался чей-то голос.
— Мясо само не прибежит, барашка вырастить надо, — сказал старик.
— Там не надо, — убеждал Ахмед, — там барашки сами растут. Даже жарятся и то сами.
— О том, что будет после нашей смерти, мы знаем не больше, чем наш скот, — философски заметил старик.
— Это ты прав, — неожиданно согласился Ахмед.
И вскоре все легли спать, так и не прочитав молитвы.
В другой вечер Зеетцен наслушался всяких кровавых историй. Бедуины ненавидят турецких правителей и пользуются любой возможностью досадить прислужникам паши Дамаска, а то и попросту убить их. Когда через их территорию проходит караван паломников, для этого представляется самый удобный случай. Ограбить караван — не главное, важнее вступить в бой с турецкой охраной и победить. Об этом можно потом целый год разглагольствовать во всех шатрах как о героическом подвиге, достойном восхваления. Рассказывали и о нападениях на простых людей, но вот, как ни странно, богатых купцов они не трогают. Купцы связаны с городом, бедуинам же связь с городом необходима — купить, продать. Зачем же портить отношения?
Бывало, что за ночлег требовали деньги или подарок, а в одном селении они даже не успели добраться до шатра и вкусить бедуинского гостеприимства, как у Зеетцена отняли абайю.
— Какой же ты шейх? — кричал обозленный Зеетцен Ахмеду. — Никакой власти у тебя нет! Никто тебя и не знает.
Ахмед пытался догнать грабителей, но те успели скрыться.
На берегах речки Манджеб, текущей с ленивой медлительностью, границы Османской империи заканчивались. Далее шла пустыня. К ужасу Зеетцена, Ахмед именно здесь отказался идти дальше. Неужели повторится прежняя история с утомительными и бесплодными поисками проводников?
— Как же, Ахмед? Ты же обещал!
— Обещал, обещал, а теперь хочу вернуться.
— За что же я тебе деньги буду платить?
— Много прошли, ты вон сколько камней себе набрал. За это и заплатишь, — угрюмо заявил Ахмед.
— Но это же не все. И так, вместо того чтобы лекарственные травы собирать, мы сколько зря по горам лазили.