Слепая физиология. Удивительная книга про зрение и слух

Оптический поток так важен для нашего ощущения движения, что за обработку определенных его аспектов отвечает отдельная область коры головного мозга – верхняя часть медиальной височной области, которая является составной частью канала действия^[132]. Однако наша чувствительность к оптическому потоку иногда мешает нашему восприятию. Многие из нас сталкивались с такой ситуацией: допустим, вы сидите в поезде, а через окно купе видно другой поезд. Если второй поезд тронется вперед, вы на мгновение почувствуете, что это вы сами двинулись назад. То же ощущение может возникнуть, когда мы смотрим на стремительно летящие по небу облака или при просмотре фильма на экране IMAX. Когда большая часть нашего поля зрения движется как единое целое, как в примерах выше, мы интерпретируем это не как движение внешних объектов, но как наше движение.

Если Лиаму во время езды нужно посмотреть на дорожный знак, он должен сфокусироваться на нем и, проезжая мимо, следить за ним взглядом. Если, проезжая мимо знака, он поворачивал голову вправо, то ему нужно было переводить вправо и взгляд, чтобы удержать знак по центру поля зрения. Чем ближе к нему был знак, тем быстрее изображение двигалось по его сетчатке и тем быстрее ему приходилось компенсировать это движением глаз. Эту задачу намного проще выполнить, если оба глаза направлены на знак одновременно, так что мозг получает одну и ту же информацию с обоих глаз^[133]. Я сама столкнулась с этим, когда научилась лучше координировать работу глаз на курсе зрительной терапии. Теперь я наконец-то могла следить за дорожными знаками и читать надписи на них: до этого я годами сбивалась с пути, когда ехала на машине, поскольку постоянно сворачивала не туда, куда нужно. Возможно, Лиам останавливался на каждом перекрестке именно из-за того, что ему было сложно отслеживать объекты в движении, и он предпочитал спокойно убедиться в том, что можно безопасно пересечь дорогу.

Когда Лиам описывал, как он ходил за продуктами поздно ночью, он писал: «На улице все было спокойно, и я даже не думал о зрении. Как только мы вошли в здание, все вокруг меня начало двигаться – не в каком-то конкретном направлении, но просто все вокруг было в движении, кроме меня». Возможно, это ощущение только усиливалось от того, что отделы в супермаркете были узкими: расставленные на полках продукты зрительно «напрыгивали» на Лиама, и из-за этого он чувствовал себя еще более некомфортно.

Если Лиам в разговоре должен повернуться от одного собеседника к другому, из-за оптического потока он может почувствовать головокружение. Многие другие люди, которые получили зрение во взрослом возрасте, упоминали похожие проблемы. Когда Шейла Хоккен только обрела зрение, она отправилась в магазин и обнаружила, что земля под ее ногами несется с головокружительной скоростью. Деревья «напрыгивали» на нее так быстро, что ей казалось, что они снесут ее. В результате она закрыла глаза и позволила своей собаке-поводырю довести ее до самого магазина^[134]. Однако большую часть времени Лиам чувствует себя комфортно при восприятии оптического потока, вызванного его движением при ходьбе или езде на велосипеде – хотя когда он едет в быстро движущейся машине или в поезде, это не так. Когда мы смотрим из окна быстро едущего поезда, мир не кажется нам размытым: мы видим, как пейзаж за окном плавно проплывает мимо. Почему же мы так спокойно можем смотреть на проплывающий мимо пейзаж, когда движемся намного быстрее, чем нас могут нести ноги? Ведь на протяжении большей части истории человека как биологического вида мы никогда не передвигались с такими скоростями. Здесь нам помогает оптокинетический нистагм. Когда мы смотрим в окно быстро едущей машины или поезда, наши глаза фиксируются на определенном объекте – например, на каком-нибудь дереве или доме – и мы продолжаем следить за ним взглядом, пока он не пропадет из нашего поля зрения. Тогда наши глаза автоматически возвращаются назад, находят новый объект и начинают следить за ним. Оптокинетический рефлекс у Лиама был развит слабо, из-за чего вид из окна машины или поезда был для него не таким стабильным, внятным и понятным.

Лиама очень заинтересовала книга But Now I See («Но теперь я вижу»), в которой покойный Стивен Холкомб, завоевавший золотую медаль на Олимпийских играх 2010 года, описывал свою историю борьбы за зрение^[135]. Холкомб начал слепнуть из-за заболевания роговицы, однако он продолжал тренировки. Это может показаться невозможным, но Холкомб управлял бобом, опираясь почти исключительно на внутренние ощущения. Благодаря новейшему методу лечения он смог восстановить зрение, но после этого он обнаружил, что возможность видеть пролетающий мимо мир его только отвлекает. В итоге он начал надевать грязный шлем, в котором мало что видел.