Слепой. Обратной дороги нет

– Это, Федор Филиппович, бесспорный факт! Видите ли, капитан этой посудины оказался настолько любезен, что поселил нас с напарником в одной каюте. Представляете, как обрадовался Паречин, повстречав меня? Я думал, его прямо там, на месте, Кондратий обнимет. Однако ничего, мужик он крепкий – выдержал. Ну, мы с ним потолковали и пришли к общему мнению, что, раз нам теперь предстоит несколько суток обитать в одном помещении, лучше, чтобы между нами не осталось никаких неясностей. Худой мир лучше доброй ссоры, понимаете? А поводов для ссоры после Чернигова у нас было сколько угодно.

– Ну-ну? – поневоле заинтересовавшись, произнес генерал.

– Ну, и Всеволод Витальевич, как добрый друг, рассказал мне кое-что о своей трудной, но интересной жизни. В том числе и о некоторых не слишком красивых ее моментах. Например, о том, как зарабатывал мелочь на карманные расходы, приторговывая на трассе соляркой из своего «мерседеса». Не то чтобы держал постоянную точку или, скажем, нарочно искал клиентов, но и случая не упускал, если таковой подворачивался. И вот однажды тормозит его на трассе какой-то приличного вида дяденька – как водится в таких случаях, во всеоружии, с канистрой и шлангом наготове. Ну и с кошельком, конечно… Паречин, естественно, наливает ему в эту канистру солярки под самую пробку, а дяденька вместо денег достает из кармана корочки и сует их своему благодетелю под нос: попался, мол, проклятый расхититель социалистической… то бишь федеральной собственности!

– Ты хочешь сказать, что это была вербовка? Не слишком остроумно…

– А в данном случае большого остроумия и не понадобилось. Этому Паречину достаточно показать «козу» из пальцев, и готово, он уже поплыл – делай с ним что хочешь.

– Ну и кому может понадобиться такой агент? Да еще и в каком-то «Спецтрансе»…

– А вот тут вы, Федор Филиппович, ошибаетесь. Именно в «Спецтрансе» и именно такой – тупой, послушный и исполнительный. Дурак, одним словом. Потому что и работа ему предстояла как раз такая, для дурака: регулярно отзваниваться шефу с дороги, докладывать о каждом мало-мальски важном происшествии и делать, что скажут. Именно так он и поступил тогда, под Черниговом: доложил, что я только что свалил двоих вооруженных типов на милицейской машине, получил приказ настучать на меня ментам и немедленно этот приказ выполнил. Кстати, последний свой доклад он сделал уже с борта «Донецка»: так, мол, и так, ценный груз доставлен к месту назначения, несмотря на яростное вооруженное противодействие превосходящих сил противника… В общем, согласен на медаль… А его вместо медали обложили по матушке и бросили трубку. Я понял это так, что он здорово разочаровал своего шефа тем, что остался жив после перестрелки на таможенном складе. Ему полагалось, избавившись от меня, довести грузовик до Ильичевска, а там тихо отдать концы.

– Да, – подумав, согласился Федор Филиппович, – это выглядит просто и эффектно. Неплохо задумано, черт подери! Хотелось бы мне познакомиться с этим его таинственным куратором.

– Думаю, это совсем несложно, – небрежно заявил Сиверов. – К тому же вы наверняка знакомы, и притом очень хорошо. Погодите, – сделав вид, что спохватился, испуганно воскликнул он, – я что, до сих пор вам не сказал?! Я ведь знаю, как его зовут! Ведь он же показал Паречину свое служебное удостоверение, да и вообще не скрывал ни своего имени, ни того, где и кем работает…

Глеб сделал эффектную паузу, но генерал на это не купился – он промолчал, тем более что разговор оплачивался не из его кармана. Впрочем, Сиверов по этому поводу не особенно расстроился: сюрприз, который он приготовил для Федора Филипповича, должен был с лихвой искупить это маленькое разочарование.

– Словом, как я и предполагал, московский друг наших албанцев служит на Лубянке, – сказал он. – По описанию Паречина, он моложе вас лет на десять-пятнадцать, но звание у него солидное, прямо как у вас, – генерал-майор. Генерал-майор ФСБ Потапчук Федор Филиппович – не знаете такого?

Глава 22

Подполковник Котов сидел на совещании и убивал время, рисуя в своем рабочем блокноте профили товарищей по работе. Способность к рисованию проявилась у него еще в раннем детстве, но художественного образования он не получил никакого, а потому никогда не брался за такое серьезное дело, как настоящий портрет, ограничиваясь тем, что принято называть дружескими шаржами. Как правило, получалось очень похоже, но на суд общественности Котов выносил свои творения крайне редко. И вовсе не потому, что стеснялся; просто в этих шаржах было так мало дружеского, что они, по правде говоря, больше смахивали на злые карикатуры. Времена, когда Петр Сергеевич Котов был настолько глуп и наивен, что позволял себе иметь друзей, давно канули в Лету. Да и где вы видели офицера госбезопасности, который, достигнув определенного профессионального уровня, не утратил бы детской веры в человечество?