Слепцы

Он с сомнением покачал головой, но махнул рукой и вышел, бросив меч на стол. Загремело остальное оружие. Хорек с сожалением пристроил с краю свой кинжал.

Мертвые тела вынесли за один раз: Дылда закинул на здоровое плечо тело горбуна, а Кривой и Полоз забрали тело его слуги. Враль задержался, огляделся, не забыли ли чего. Погасил лампы и вышел.

Всю дорогу до харчевни Хорек пытался придумать, что отвечать на разные каверзные вопросы. Под конец решил, что будет делать удивленные глаза, говорить, что ходил за мужиками, вымок весь, а зачем – не знает. Ну, не сказали они ему. Они ему вообще ничего никогда не говорят, как маленькому. Так настроился, что уже даже на самом деле начал испытывать обиду на ватажников: а чего они, в самом деле, ничего ему не говорят, водят по городу под дождем…

Но все его приготовления пошли прахом: и Карасю, и слугам было не до того, где ходили и что делали ватажники.

Перед дверью «Двух ложек» стояла толпа. Люди что-то кричали, бранились, кто-то стучал в дверь, плакали дети. Вообще на улицах почему-то было много народа.

Ватажники решительно раздвинули толпу, протиснулись к двери. Враль постучал каблуком, прислушался, но из-за галдежа так ничего и не разобрал. Снова постучал. И снова не понял, ответили ему из-за двери или нет.

– Тихо! – крикнул он толпе, но никто не обратил на него внимания.

– А-ну! – заорал Дылда так, что перекрыл общий крик. – Замолчали все, а то языки повырываю.

Толпа ошарашенно смолкла.

Враль снова постучал в дверь.

– Мест нет! – ответили из-за двери.

– Я тебе сейчас! – крикнул Враль. – Ноги повыдергиваю и в задницу засуну. Для постояльцев у вас мест нет?

Открылось крохотное зарешеченное окошечко, за ним появилась испуганная физиономия слуги.

– Не признал? – спросил Враль.

– Так ведь шумят и ломятся, – пожаловался слуга. – Только дверку приоткрыл, как бросются прямо толпой! Мы еле дверь закрыли, честное слово.

– Мы не пустим, – пообещал Враль и повернулся к толпе. – Мы с товарищами живем в этой харчевне со вчерашнего дня. Сейчас нам откроют дверь, и мы пойдем спать. Если кто за нами сунется, вот он, – Дылда сделал зверское выражение лица, которое в неверном свете фонарей показалось людям совсем уж нечеловеческим, – будет руки-ноги отрывать.

– А нам куда идти? – спросил насквозь мокрый мужичонка в тулупе. – Еле живые вырвались, а тут и голову некуда прислонить. Нам бы хоть от дождя спрятаться…

– Из вас кто-то город знает? – спросил Кривой у толпы.

– Ну, я знаю, – сказал мужичонка.

– Тогда веди свою ораву на площадь рыночную. Там ларьков всяких, навесов да прилавков – найдете что-нибудь. Если замок где сломаете, так вас простят, только чужого не берите. Знаете, что тут за воровство бывает?

– А как же не знать, – вздохнул мужичонка. – Собачки.

– Ну, так идите, чего встали. – Кривой махнул руками словно на домашнюю птицу, что полезла в огород. – Кыш!

– Пойдемте, люди добрые, – закричал мужичонка, нахлобучил на голову мокрую заячью шапку и пошел вперед. Толпа двинулась следом.

Только после этого открылась дверь харчевни.

От чинности и спокойствия «Двух ложек» не осталось и следа. Карась метался по коридорам и залу, кричал на слуг, а те носились сломя голову, стараясь поспеть везде.

Зал был забит людьми. Воняло псиной от мокрых тулупов и шуб, плакали дети, взрослые разговаривали, пытаясь друг друга перекричать. Люди лежали и сидели на полу в коридорах, на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, так что ватажникам пришлось народ раздвигать, а где и расчищать проход силой.

Коридор перед их комнатой тоже был забит.

– Если кто из них в нашей комнате – порежу, – пообещал Кривой. – Вначале тех, что в комнате, потом тех, что в коридоре, а потом уж и Карася.

Но в комнате был только слуга с палкой в руках. Увидев ватажников, он палку опустил и вздохнул с неимоверным облегчением.

– Держи. – Враль сунул ему чешуйку – слуга расцвел, поклонился и ушел.

– Пожрать, я так понимаю, не получится, – сказал Враль. – И обсушиться толком – тоже.

Полоз молча стащил с себя мокрую одежду и сапоги, бросил на пол, сам оделся в сухое и лег на постель, отвернувшись к стене. Враль вогнал нож в стену и повесил на нее свою куртку. Ватажники переоделись, стали укладываться.

– А ведь мы живые… – сказал Дед. – Я уж и со светом белым попрощался в подземельях.

– И я, – сказал Враль.

– С меня жбан браги, – сказал Кривой и хлопнул Рыка по плечу. – Если бы ты полез в драку в коридоре, то певец нас бы там всех и порешил. В храме он себя плеском выдал, а в коридоре, в темноте да по сухому…

Хорек закрыл глаза, торопливо открыл: из темноты на него смотрело лицо слепого певца с пустотой под веками.

Враль сунулся тушить лучину, но на него прикрикнул Кривой:

– Не трогай, пусть горит. С меня сегодня темноты хватит.

– И с меня, – поддержал его Дылда.

Хорек ничего не сказал, но был рад, что свет не стали гасить. Он лежал на спине, подложив руки под голову, смотрел в закопченный потолок и вдруг почувствовал, как на глаза навернулись слезы.

Он жив.

Рыбья Морда – умер. Щербатый. Горбун и еще полтора десятка человек.

А он… он жив. И он убил сегодня двоих.