Слепые души

Всю ночь бушевала метель, и всю ночь я не сомкнула глаз от тревоги, гадая, что могло случиться. Сердцем я чувствовала неладное, и с каждой минутой это страшное предчувствие становилось всё сильнее, заглушая голос надежды на то, что, может быть, всё и обойдётся. Измучившись, под утро — под завывание метели — я задремала.

Разбудил меня звонок. Было ещё темно, и я, вскочив спросонок за телефоном, не могла понять, утро сейчас или всё ещё ночь. На дисплее высвечивалось «Ника», и от радости и облегчения я чуть не уронила телефон.

— Да! — воскликнула я. — Ника, это ты? Ты где?

Голос, который я услышала в ответ, я даже не сразу узнала: такой он был тихий, усталый и подавленный.

— Настя… — прошелестел он. — Настя, ты можешь выйти ко мне? Я здесь…

Я никогда не слышала у Ники такого голоса и в первую секунду даже усомнилась в том, что это она звонила. От испуга мне стало нехорошо.

— В чём дело? Это кто вообще? Ника, это точно ты?

— Да, я, — простонал странный голос. — Выйди ко мне, пожалуйста… Мне нужно тебя увидеть. Я здесь, на твоём крыльце.

С бухающим, как строительный копёр, сердцем я кинулась к балкону и выскочила, в чём была, на холод. Всё ещё бушевала непогода, в свете фонарей вилась пурга. На крыльце горел свет, и я смогла разглядеть девушку, которая стояла, устало облокотившись на железные перила. В этой поникшей, измученной фигуре я узнала Нику и перепугалась окончательно.

— Ника, что случилось? Где ты всю ночь пропадала? — обрушилась я на неё по телефону. — Твоя мама вчера вечером мне звонила — они там с ума сходят. И я тоже почти всю ночь не спала!

— Настя… — Усталый, неузнаваемый голос, как будто ей трудно говорить то ли от боли, то ли от чего-то ещё. — Пожалуйста, выйди, я жду… Мне нужно с тобой увидеться.

— Послушай, так ты лучше заходи! — Я пыталась с балкона разглядеть её лицо, но она стояла с низко опущенной головой, укрываясь от вьюги. — Чего на улице-то мёрзнуть? Вон, погода какая! Нажми кнопку домофона, я открою!

— Нет… Я к тебе… не буду заходить, — ответила она с запинкой. — Спустись сюда, прошу тебя. Возможно… Возможно, мы долго не увидимся. Я должна тебя увидеть, перед тем как я… Пожалуйста, Настя.

— Ладно, я сейчас!

Я стала торопливо одеваться: от волнения два раза уронила дублёнку, а потом долго не могла попасть в рукава. Перед тем как выскочить из квартиры, я мельком глянула на часы в прихожей: семь двадцать утра. Тапочки отца стояли на своём месте у двери. Схватив ключи, я побежала вниз по ступенькам, едва не падая: подкашивались колени.

Ника стояла на крыльце, широко расставив ноги, одной рукой держась за перила, а в другой у неё дымилась сигарета. На лице — ни кровинки, а глаза — ох, я прямо-таки обмерла, когда в них взглянула. Она была похожа скорее на ходячий труп, чем на живого человека. Я схватила её за плечи.

— Ника, что с тобой? На тебе просто лица нет! Тебе что, плохо?

— Да, хреново, — улыбнулась она бескровными губами, и я почувствовала от неё алкогольный запах.

— Ты что, пьяная? — нахмурилась я.

— Сейчас уже почти нет… Но этой ночью я была очень, очень пьяная. — Ника обхватила сухими губами фильтр и затянулась, выпустила дым, потом бросила сигарету и закрыла глаза. — Ох, расстаёмся мы, Настюха… Теперь уже по-настоящему расстаёмся. Не увидишь ты меня лет пять… А может, семь. Не знаю, сколько. В общем, сколько дадут.

— Почему? В чём дело? — накинулась я на неё с вопросами. — Что значит «сколько дадут»? Кто даст?

Теперь, когда я видела её живой и невредимой, у меня чуть отлегло от сердца, но от того, как Ника выглядела, и что она говорила, меня затрясло мелкой дрожью. А она ответила:

— Кто даст? Ну… судья, наверно.

Мне показалось, что она бредит.

— Ника, пойдём ко мне, — сказала я, стараясь говорить мягко и убедительно. — Какие судьи, какие пять лет? О чём ты вообще? Тебе надо отдохнуть, прийти в себя… Проспаться. По-моему, ты всё ещё пьяная.

Я взяла её за локоть, приглашая войти в подъезд, но она не двинулась с места.

— Не такая я уж и пьяная… К тебе я не пойду, мне идти надо.

— Куда? Куда ты пойдёшь в таком состоянии?

— В милицию.

— Зачем ещё тебе в милицию?

Она посмотрела на меня жуткими, пустыми глазами.

— Сдаваться. Я человека убила.

— Что?! Ты?!

Она усмехнулась, снова обдав меня запахом алкоголя.

— А по мне и не скажешь, что я могу убить, да? А вот оказалось, могу…

Меня трясло — и от ужаса, и от холода. Ника со странной ухмылкой всматривалась в моё лицо, потом ухмылка исчезла, а её глаза раскрылись шире.

— Настёнок… Ты чего трясёшься? Ты что, думаешь, что я и… тебя?.. Нет, не бойся… Я пришла, только чтобы с тобой увидеться, перед тем как идти сдаваться. Бог его знает, свидимся ли мы ещё…

— Ника, что ты такое говоришь? Кого ты убила? Когда? Что за бред вообще?

Эти вопросы задал мой несчастный, испуганный голос, а попахивающий спиртным полушёпот Ники ответил: