Слеза Евы

Кабинет выходил на юг, поэтому там всегда было много света, даже в пасмурный день. А сегодня светило солнце. Широкими теплыми полосами оно лежало на светлом полу, освещая опрокинутое инвалидное кресло. Сбоку с него криво свешивались ноги в теплых шерстяных носках, которые она всегда надевала профессору на ночь. А рядом, скрючившись, лежал Стасик, прижав руки к животу. Из-под его тела тоненьким ручейком текла и собиралась в маленькую лужицу кровь.

Глафира не смогла шагнуть дальше. Она осела и будто провалилась куда-то.

Письмо

Сознание вернулось не сразу. Сперва она как сквозь плотный слой ваты слышала какое-то бубнение, словно прерывистый гул. Постепенно гул раздробился на разные голоса, среди которых она узнала голос Сергея. Глафира даже вскинулась что-то ему сказать, но оказалось, тело ей не подчиняется. Оно вообще было каким-то странным – вроде совсем легким, но вместе с тем неуправляемым. Даже рука не поднималась, хоть Глафира несколько раз и пыталась. Было странное ощущение, будто она буквально бьется внутри своего тела, а оно этого не замечает. И пахло странно. Запах был знакомым, но она никак не могла понять, какой именно.

Почему-то она очень хотела встать, словно торопилась куда-то и боялась опоздать. Вот только куда? Вспомнить бы.

И тут прямо около уха она снова услышала голос Шведова, который назвал ее по имени, а потом поинтересовался, как она себя чувствует.

Глафира удивилась. Отлично она себя чувствует. А что случилось?

– Это после укола. Сейчас придет в себя, – сообщил равнодушный голос и грубо потянул вверх ее веки.

Глафира дернулась и открыла глаза.

Она лежала на диване в прихожей. Вокруг туда-сюда ходили люди, и ей вдруг стало ужасно стыдно. А вдруг у нее юбка задралась? Она с трудом скосила глаза и увидела, что прикрыта чьим-то плащом.

– Как ты?

Шведов склонился прямо к ее лицу. Она открыла глаза и очень близко увидела его заросшую темной щетиной щеку.

Он, кажется, о чем-то ее спросил?

Она открыла рот, чтобы ответить «хорошо», и вдруг все вспомнила.

Господи Боже! К ногам твоим припадаю!

Глафира затряслась и, наверное, снова потеряла бы сознание, но Сергей не дал. Он обхватил ее обеими руками, крепко и сильно сжал и стал шептать какие-то слова. Что-то вроде «тихо», «успокойся», «я с тобой»…

Она не понимала смысла, но его мягкий голос постепенно привел ее в чувство. Глафира заплакала.

– Так что, говорить она может? Показания нужно снять.

К ним подошел румяный Мишуткин и, наклонившись, предупредил:

– Мне некогда вообще-то.

Глафира оторвалась от Шведова и спросила:

– Они мертвые?

– Кто? – удивленно ответил ей Мишуткин.

Неужели Бартенев и Стас живы?

– Если вы о племяннике, или кто он там, то да. Мертв.

– А профессор? – костенея от ужаса, спросила она.

– Жив пока. Увезли в госпиталь.

– А что с ним?

– А вы не знаете?

Глафира покачала головой.

– Ударился об пол. Пока без сознания. Может, в коме.

– Он ранен?

– Нет. На теле повреждений не обнаружено. Кроме как от падения.

– А Стас?

– Ну… тут без вариантов.

– Без каких вариантов? – не поняла Глафира.

– Что непонятного? Убит ударом в живот. Предположительно, колющим предметом.

– Рана ножевая, – сказал вдруг Шведов и успел подхватить ее голову.

Снова адекватно воспринимать действительность она стала, когда Сергей приподнял ее повыше, усадив на диване, и принес горячего чаю.

Глафира пила вкусно пахнущий напиток и пыталась уложить в голове все, что произошло.

Сильно мешало то, что по дому, громко переговариваясь, ходили полицейские. Что-то трогали, открывали ящики шкафов, фотографировали.

Только когда они уехали, Глафира наконец обрела способность думать.

Итак, преступники вернулись. Сначала позвонили Сергею, потом ей. Когда они ушли, ворвались в дом и убили сначала Стаса, а потом хотели и профессора, но не стали. Просто толкнули инвалидную коляску, думая, что старик умрет сам. Забрали письмо. Как-то нашли.

– Ты знаешь, кто тебе звонил? – спросила она Шведова, который снова сел рядом.

– Кимыч. Врач из военного госпиталя. Нужно было срочно пройти МРТ. Вообще это не очень долго, я быстро управился.

– И что?

– Вернулся и… все увидел. Сначала подумал, что ты… и тебя… тоже.

– Я опоздала.

– А что случилось?

– Позвонил сосед. Сказал, что к Моте приехала «Скорая». Было только семь. Я Стаса разбудила, попросила за профессором приглядеть и побежала.

– А что с Мотей?

Глафира посмотрела ему в глаза.

– С Мотей все в порядке. Никакой «Скорой» не было.

Шведов поставил кружку на пол и повернулся к ней всем телом.

– Значит, тебя выманили, чтобы не мешала.

– Тебя тоже.

– Нет, звонок был настоящий.

Шведов задумался на минуту.

– Выходит, кто-то наблюдал за домом. Увидели, что я вышел, позвонили тебе…

– А Стасу? Ему тоже?

– Возможно. Его выманить не удалось, но ждать они не могли. Когда еще представится такой удобный случай!

– Бедный мальчик. Наверное, пытался защитить профессора. Или просто прибежал на крик. Олег Петрович, конечно, не мог сопротивляться, но мне почему-то кажется, что он до последнего не признавался, где спрятал письмо. Тогда они его… просто толкнули. От бессильной злобы.