Слеза Евы

Сергей позвонил через два часа. Глафира уже вся извелась. Чтобы Мотя ничего не заметила, она сначала стирала, потом взялась наводить порядок в шкафу, долго протирала посуду и даже отчистила пригоревшую сковородку.

Мотя, с любопытством наблюдавшая исключительный трудовой энтузиазм, наконец не выдержала.

– Ну и что у нас случилось? – приступила она к расспросам.

– С чего ты взяла?

– А то я не вижу. Суетишься больно много на ночь глядя.

– Да просто за профессора волнуюсь. Расхворался совсем.

– А чего ему хворать? Случилось что?

– Вот ты пристала: случилось да случилось! Ничего еще не случилось.

– А что ж ты мытые тарелки в ящик с картошкой убрала?

Глафира прикусила губу. Мотю обмануть – все равно что святого Фому на кривой козе объехать.

– Задумалась.

– О ком это?

– О работе, – брякнула она.

– Ага, ври больше. О работе! Думаешь, я не вижу, куда твои мозги повернуты?

– И куда же?

– Налево, вот куда.

Глафира повернулась и уставилась на Мотю. Та воинственно уперла руки в круглые бока.

– На какое еще лево? – сделав вид, что не понимает, спросила Глафира.

– Знамо, на какое: соседнюю квартиру. На добра молодца, свет Иваныча.

Глафире стало смешно.

– Мотя, хватит глупости говорить. Ни на какого добра молодца я не повернута. Мне сейчас не до этого.

– А до чего? – тут же вскинулась та. – Случилось что?

Ну Мотя! Ну хитрюга!

Не выдержав, Глафира рассмеялась и обняла большое доброе тело.

– Все хорошо, Мотенька, поверь. Давай лучше вечернее правило прочтем и спать ляжем. Утро вечера мудренее.

И тут запиликал телефон. По тому, как Глафира кинулась к мобильнику, стало ясно, что этого звонка она ждала, и Мотя, которая уж было успокоилась, снова заволновалась.

И что это за звонки такие? Никак все же что-то случилось! И ведь, поди, нехорошее!

Звонки

Звонок Шведова успокоил и взволновал одновременно.

Внедрение под видом следователя прошло успешно, хотя Бартенев и был несколько удивлен. Он не подозревал, что следственные органы действуют столь оперативно. Сам факт, что дом будут охранять, его порадовал. Стасик отнесся к появлению Шведова индифферентно, постелил тому в кабинете и ушел в свою комнату.

Сергей разговаривал тихо, чтобы никто не догадался, кому он звонит. Глафира тоже шептала, прикрывая телефон ладошкой.

– Так что пока все нормально. Увидимся завтра, – сказал он напоследок.

И тут Глафира занервничала. Ей вдруг пришло в голову, что именно нынче ночью вор снова полезет в дом и наткнется на Шведова. Сможет ли человек, недавно вышедший из больницы, справиться с матерым преступником? В том, что преступник матерый, она не сомневалась.

Господи! Во что она его втравила? Где были ее мозги?

Завтра же она заставит Бартенева отдать письмо в какое-нибудь надежное место.

Если, конечно, все обойдется.

Утром, не дожидаясь звонка Шведова, она рванула к Бартеневу. Мотя рано утром ушла на службу в храм, поэтому неудобных вопросов удалось избежать.

Дрожащими руками она отперла дверь, вошла и в испуге замерла на пороге – ее встретила абсолютная тишина. Только ее собственное сердце стучало очень громко, и все.

– Але, – тоненьким голоском позвала Глафира, страшась идти дальше.

Никто не ответил, и тогда она решилась. Сняв ботинки, на цыпочках зашла в лифт и нажала кнопку. Двери тихо закрылись. Кабинка мягко поехала вверх. За те пять секунд, что она поднималась, Глафира передумала массу ужасных мыслей.

Наконец дверца отъехала в сторону, она шагнула в кабинет, который был ближе к лифту, и обнаружила лежащего на полу Шведова. Очень медленно, как во сне, она подошла и посмотрела. Лицо было очень спокойным и бледным. Веки не дрожали.

Потеряв всякую способность соображать, Глафира опустилась рядом, несколько раз открыла и закрыла рот, пытаясь вдохнуть воздух, но не смогла. Из сжатого ужасом горла выдавился лишь тихий сиплый стон.

Он и разбудил Шведова.

– Глафира, – сказал он, открывая глаза. – Простите, я не слышал, как вы вошли.

Тут только она заметила, что голова его лежит на подушке, а ноги укрыты пледом.

Господи, да что же это! Чуть с ума не сошла, а даже пульс не догадалась проверить!

Глафира быстро поднялась на ноги. Шведов сделал то же самое, только намного медленнее.

– Диван очень мягкий, у меня спина разболелась сильно. На полу полегчало, я и заснул. Крепко, по-видимому. – Он посмотрел ей в лицо и добавил: – Я ночью не спал, слушал. К профессору несколько раз заглядывал.

Глафира все молчала, пытаясь успокоиться. Сама себе ужастиков напридумывала и теперь выглядит полной дурой. Она поморгала, прогоняя неизвестно откуда взявшуюся слезу, и, проглотив наконец то тупое и плотное, что мешало дышать, обыкновенным, как ей показалось, голосом сказала:

– Сегодня пораньше решила прийти. Вас же теперь трое мужиков, значит, каши побольше наварить надо. Вы кашу любите?

Шведов молчал, и она повернулась к нему.

– Я очень люблю кашу, – с расстановкой сказал он и улыбнулся.