Слеза

Абсолютно нет! Его ответ был почти мгновенным. Хотел сам тебе это предложить.

— Эврика, — позвала Рода. — Этим утром звонил шериф. Ты знаешь женщину по имени миссис Блаватская?

— Что? — Голос Эврики умер где-то в горле. — Почему?

Она представила, что ее отпечатки пальцев нашли на листочках на столе Мадам Блаватской. Незаметно ее ботинки залезли в лужу крови женщины, выкрикивая доказательства ее визита.

— Очевидно, она… пропала. — Неубедительно соврала Рода. Полиция скорее всего сказала, что Мадам Блаватская умерла. Рода должно быть не думала, что Эврика сможет справиться с еще одной смертью. Она не знала и одно процента того, с чем Эврика справилась. — По какой-то причине полиция считает, ты была знакома с ней.

В голосе Роды не было никакого намека на осуждение, что означало полицейские не считают Эврику подозреваемой — пока.

— Однажды, я и Кэт заходили в ее магазинчик. — Эврика старалась говорить только правду. — Она была предсказательницей.

— Это барахло — пустая трата денег, ты ведь знаешь это? Шериф позже позвонит. Я сказала, что ты ответишь на несколько вопросов. — Рода наклонилась и поцеловала близнецов на кровати. — Я чуть опаздываю. Не испытывай сегодня судьбу, Эврика.

Эврика кивнула, когда ее телефон завибрировал в ее ладони со входящим сообщением от Кэт. Ко мне домой позвонил долбаный шериф по поводу Блаватской. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

Без понятия, ответила Эврика, чувствуя головокружение. Они тоже сюда звонили.

Что с твоей книгой? Написала Кэт в ответ, но у Эврики не было ответа, а только тяжелый груз в груди.

***

Солнечный свет блестел на воде, пока Эврика и близнецы шли по длинным кедровым доскам к краю причала Брукса, Сайпреморт Пойнт. Его худой силуэт наклонился вперед, проверяя фалы, которые поднимут паруса, когда лодка окажется в заливе.

Семейный шлюп был окрещен «Ариэль». Он представлял собой красивую, 40-футовую парусную лодку с долгим сроком действия, пережившей различные погодные явления, с глубоким корпусом и квадратной кормой. Она находилась в его семье уже несколько десятилетий. Сегодня ее голая мачта натянуто возвышалась над водой, обрезая купол неба, словно нож. На черту, которая привязывала лодку к пристани, сел пеликан.

Брукс был босиком, в джинсовых шортах и зеленой футболке Тулейнского университета. Он носил старую армейскую бейсболку своего отца. На мгновение Эврика забыла о скорби и Мадам Блаватской. Она даже забыла, что злилась на Брукса. Пока она вместе с близнецами подходила к лодке, она наслаждалась простыми его движениями — насколько знакомо он был с каждым сантиметром лодки, сила, которую он излучал, когда натягивал паруса. И затем она услышала его голос.

Он кричал, пока шел от кабины к главной палубе. Он наклонился над лестницей, его голова находилась внизу, на уровне камбуза.

— Ты не знаешь и никогда не узнаешь меня, поэтому перестань пытаться.

Эврика резко остановилась на причале, держа крепко близнецов за руки. Они привыкли, что Эврика кричит дома, но никогда не видели Брукса в таком состоянии.

Он поднял глаза и заметил ее. Его напряжение в теле ушло, и лицо озарила улыбка.

— Эврика. — Он широко улыбнулся. — Ты выглядишь потрясающе.

Она прищурилась в сторону камбуза, размышляя на кого-то это орет Брукс.

— Все хорошо?

— Лучше не бывает. Доброго утречка, Харингтоны-Будро! — Брукс снял кепку, обращаясь к близнецам. — Вы готовы быть моими первыми помощниками?

Близнецы прыгнули в объятия Брукса, забыв, насколько устрашающим он был минуту назад. Эврика услышала, как кто-то поднимается с камбуза на палубу. Появилась серебряная макушка головы матери Брукса. Эврика была потрясена, что то, что он сказал ранее, было адресовано Эйлин. Она встала на сходни и протянула руку, чтобы помочь Эйлин подняться вверх по крутым, немного качающимся ступеням.

Эйлин устало улыбнулась Эврике и вытянула руки, чтобы обнять ее. Ее глаза были влажными.

— Я накрыла обед в камбузе. — Она выпрямила воротник своего полосатого, трикотажного платья. — Там полно пирожных, свежо испеченных прошлой ночью.

Эврика представила, как Эйлин в засыпанном мукой фартуке, в три часа утра, выпекает свою обеспокоенность в форме вкусно пахнущего пара, который несет в себе секрет изменений, произошедших в Бруксе. Он вымотал не только Эврику. Его мама казалась меньшей, потухшей версией себя.

Эйлин сняла свои туфли на тонком каблуке и держала их в руках. Ее глубокие карие глаза встретились с глазами Эврики; они были такого же цвета, что и у ее сына. Она произнесла низким голосом:

— В последнее время ты замечала что-либо странное в его поведении?

Если бы только Эврика могла открыться Эйлин, услышать через что она тоже проходит. Но подошел Брукс и встал между ними, обняв их двоих за плечи.

— Мои две любимые женщины, — сказал он. И после этого, до того, как Эврика могла понять реакцию Эйлин, Брукс убрал руки и направился к штурвалу. — Ты готова, Каракатица?