Слезы Африки

– Конечно, выздоровеют! – заявила учительница с такой уверенностью, что вызывала удивление, но одновременно заставляла поверить. – Я буду заботиться о них час за часом, буду бороться со «злом» и добьюсь победы. Это лишь вопрос веры.

– Мне очень хотелось бы поверить в это.

На это она не ответила, и они продолжали сидеть и молчать, пока мальчик не сказал:

– Меня беспокоит Бруно. Он не хочет расставаться с Карлой.

– Но ему придется это сделать.

– Тогда он изведет себя переживаниями.

– Ты будешь рядом с ним, чтобы поддержать его, и напомни ему, что нельзя оставлять Марио одного. Он, ведь, его брат тоже.

Они опять замолчали, и снова молчание нарушил измученный сомнениями мальчишка, он спросил таким голосом, словно то был самый главный в его жизни вопрос:

– Почему все это происходит с нами? Это случайно не наказание за то, что мы тем утром не приняли уготованную нам судьбу?

– И кто может наказать детей желающих жить? – заметила она. – Для этого они и появляются в этом мире.

– Чтобы жить такой жизнью? – удивился он. – Чтобы видеть, как убивают наших родителей, или видеть, как заболевают наши друзья? – Менелик Калеб замолчал надолго, покачал головой, словно отгонял темные мысли и, наконец, проговорил с едва сдерживаемой яростью в голосе:

– Мне очень хочется, чтобы кто-то объяснил, зачем нас вообще родили, привели в этот мир, как вы говорите, если это все, что он, этот мир, может предложить нам.

– Оставь хоть что-то за будущим, – взмолилась она.

– Это самое будущее не желает нам ничего давать, – заметил Менелик. – Мы сделали все, что только смогли, но ничто из этого даже не тронуло его.

Там они и оставались, сидели, прижавшись друг к другу, ожидая рассвета, который должен был наступить, как бы они его не желали задержать, перебирали слова, что могли бы послужить утешением для тех, кого уже нельзя было утешить.

Там они и оставались.

В ожидании.

Какая-то птица пропела, и они сразу же догадались, что то не были любовные трели ночной птицы, а песня на встречу новому дню, который покажет им лица тех, кто узнает о себе правду, самую жестокую и болезненную, с какой они до этого никогда не сталкивались.

Еще одна трель прозвучала, на этот раз ближе, и с ней ушла последняя надежда, что эта ночь никогда не закончится.

Ничто ее не задержит.

Приговоренный к смерти почувствует себя и то более счастливым в день казни, поскольку, по крайней мере, ему не придется ни пред кем отчитываться в содеянном.

А палачу не придется отнимать девочку из рук ее братьев.

А судья никогда не осмелится вынести такой приговор даже самому жестокому из убийц, что сможет сравниться со страданиями того, кого мучает проказа.

Сеньорита Маргарет укрылась в остатках сумрака, оставшегося от ночи, позволив слезам свободно сочиться из ее уставших глаз, прекрасно понимая, что, начиная с этого момента, ей придется стать такой же жесткой, как и эта стальная женщина-доктор, поскольку никогда не сможет позволить себе этой роскоши, как плакать, заботясь о прокаженных.

Плакать перед теми, у кого было столько причин для слез, но все же сдерживались, – можно было посчитать несправедливо нанесенным оскорблением.

Жаловаться перед теми, чьи части тела отваливались кусками – лишало всяких оснований эти самые жалобы.

Когда наступит рассвет, то любой сентиментализм придется навсегда оставить, и именно она, сеньорита Маргарет, сама предложила, чтобы так оно и было.

И потому сейчас плакала.

Позволила вытечь до последней слезинки, что могла бы спрятаться в самой дальнем уголке ее разбитого на куски сердца, и одновременно накапливала силы, чтобы больше уж никогда не плакать.

И под конец издала такой горький стон, что Менелик Калеб не смог сдержаться, взял ее руку и поднес к губам.

То был поцелуй любви и утешения, но больше всего это был знак бесконечной благодарности, он помог несчастной женщине понять, что там, в глубине, под слоем страданий и вреда, которые она причинила им, в глубине души каждого из них кроется убеждение, что их любимая учительница, безо всяких сомнений, отдала бы тысячу своих жизней, чтобы спасти хотя бы одного из них.

И если в мире и в такое время, когда миллионы детей страдают, и где никто даже пальцем не пошевелит помочь им, получится познакомится с таким человеком, как сеньорита Маргарет, то этого будет уже достаточно, чтобы наполнить память добрыми воспоминаниями.

Менелик Калеб был более чем уверен, что как только сеньорита Маргарет переступит порог лепрозория, обратно уже не вернется, и даже если случится невероятное – «ее дети» выздоровеют, то она найдет в тех стенах столько боли и несчастья, что никогда не соберется с силами и не оставит больных на произвол судьбы.

Злость бежит от «зла», но в некоторых случаях, а это был одним из них, добро становится заложником «зла» в своем желании уменьшить и укротить его, и никто и никогда уж более это добро не увидит.

Они пойдут туда, куда она хочет, хоть в Сенегал, хоть на самый край света, Менелик Калеб никогда не обернется и не посмотрит назад, а потому не встретится уже с теми, кто, судя по всему, добрался до своей конечной остановки.