Дурно пахнущие «булала» разглядели язвы на коже детей, и хотя никто не понимал ни слова из того, что они шептали друг другу, но достаточно было понаблюдать за тем, какими они обменивались взглядами и как сторонились больных, чтобы понять – «булала» знали каких пассажиров везут в своих лодках.
То были, безо всяких сомнений, мужественные люди.
Мужественные и исполнительные, следующие данному ими слову, поскольку любой другой бы просто выпрыгнул на берег и убежал прочь от лодок, несших на себе ужас в самом его полном и неприкрытом виде, из всех его бесконечных представлений.
Смерть – всего лишь смерть, боль – есть боль и только, страх – не более чем страх, а безумие – всего лишь безумие, но проказа есть и страх, и боль, и безумие, и сама смерть, объединенные в одно яростное, безжалостное целое.
Незадолго до рассвета Ахим Биклия, этот жизнерадостный Ахим, этот полный сил Ахим, некогда выдумщик и полный шалостей Ахим, вдруг бросился в воду.
Появился он на середине реки, далекие отблески пламени осветили его лицо на фоне темной воды, он поднял рук в прощальном приветствии.
– Прощайте! – прокричал он хрипло. – Прощайте!
И голова его исчезла под водой.
Сколько раз они видели, как он нырял в реку прямо под окнами школы!
И сколько раз выскакивал из воды, взлетая к небу, подобно дельфину с кожей цвета агата!
Но не в этот раз.
Он более не появился, потому что «зло» оказалось слишком велико для него.
«Булала» отвели их к старой хижине, крытой соломой, и, показав жестами, чтобы они оставались именно на этом месте и не подходили к видневшейся вдалеке деревне, не спеша продолжили свой путь вниз по реке.
Сеньорита Маргарет и дети сели на землю и стали ждать.
Спустя шесть часов, а в Африке время теряет свою значимость, на тропинке, петлявшей вдоль берега, появилась белая женщина в серой униформе, волосы коротко острижены, выражение лица решительное, она ограничилась коротким рукопожатием с сеньоритой Маргарет, вышедшей ей на встречу, не остановилась ни на мгновение, хоть и тяжело дышала и пот градом катил с нее.
– Я доктор Дюран, – представилась она на достаточно хорошем английском. – Откуда вы?
– Из Эфиопии.
Женщина, которой было не более тридцати пяти лет, но ее острые черты лица и из-за энергичных, решительных жестов казавшаяся значительно старше, замерла на несколько секунд и взглянула на свою собеседницу так, словно та пошутила не к месту.
– Из Эфиопии? – повторила она озадаченно. – Но она же…
– За тысячи километров отсюда, я знаю, – сеньорита Маргарет показала жестом на детей, дремлющих в тени хижины и чей изможденный вид делал ненужными любые объяснения. – Мы уже несколько месяцев идем, – добавила она.
Строгое выражение лица доктора сразу же изменилось, как только она опустилась на колени рядом с детьми, из своего тяжелого чемодана она извлекла пару резиновых перчаток и начала осматривать язвы, раны, чирьи и шрамы с нескрываемым интересом.
Была она обходительной, дружелюбной и даже немного веселой, пока ее руки ловко делали свою работу, ощупывали края язв и пятен, а внимательные зеленые глаза с стальным блеском не пропускали ни одной маломальской детали, что могла бы указать на состояние здоровья растерзанной группы, потерявшей практически всякую надежду.
– Посмотрим, посмотрим! – было единственное, что она повторяла. – Здесь болит? А здесь?
Первый раз в жизни, хранившая молчание и внимательно наблюдавшая за происходящим, сеньорита Маргарет молила Бога, чтобы дети чувствовали боль, когда им прижимали мочки на ушах и кончики пальцев, понимая, что чем сильнее они ощущали боль, тем больше у них было шансов остаться здоровыми.
Осмотр продолжался долго, осмотр был тщательным, ничто, никакая деталь не ускользала от тех безжалостных зеленых глаз, и когда хозяйка глаз решила, что осмотр закончен, уже наступила ночь и большинство детей спали.
Доктор жестом попросила сеньориту Маргарет следовать за ней, отойдя на сотню метров, она села на берегу реки, зажгла сигарету, сделал несколько глубоких и жадных затяжек, словно нуждалась в этом больше, чем в самом воздухе.
А потом произнесла одно лишь слово:
– Дерьмо!
Сеньорита Маргарет опустилась на землю рядом и ждала, что ей скажут, как заключенный, в ожидании приговора.
Наконец, не поворачиваясь в ее сторону, доктор Дюран произнесла с видимым усилием:
– Двое больны наверняка, а один под сомнением… – она тяжело вздохнула. – Остальные чистые. В язвах, но чистые!
– Да поможет нам Господь! – всхлипнула сеньорита Маргарет. – Как полагаете, они смогут излечиться?
– Этого никто не знает, – последовал откровенный ответ. – Проказа – заболевание очень странное, и до сих пор мы еще не знаем как именно ей заражаются, хотя, наиболее вероятно, что происходит это через нос, поскольку чаще всего именно в слизистой оболочке и начинается, – после этих слов она повернулась и взглянула на сеньориту Маргарет. – Но существуют разные формы проказа, и каждый человек реагирует на нее по-разному.
– Но все-таки вылечиваются?