Слёзы мира и еврейская духовность (философская месса)

Но самая жестокая ошибка А. И. Солженицына состоит в представлении о том, что в революции принимают участие par excellence (no преимуществу) отщепенцы, как в еврейском, так и русском лагерях. Сохранение государственного единства при революционном обрушении есть забота любого духовного деятеля и Бердяев называл себя «суровым государственником», государственником может назвать себя и Солженицын, но только не бердяевского типа. Ибо Н. А. Бердяев смотрел на «интересы государственной России» с позиции индивидуальной личности, хотя здесь он допускал некоторые отклонения от общепринятого в русской духовной школе понятия личности, тогда как А. И. Солженицын воспринимал эти «интересы» в неразделимой народнической форме, требуя для этого «чувствовать себя без остатка русскими по духу». А потому губителями этой коллективно-народной нормы могут быть только еретики и отщепенцы. Именно коллективистская специализация солженицынского мирообозрения, вне зависимости от адреса приложения — русского или еврейского, пробудила к жизни динамический принцип исследования по типу «или-или» и технику предвзятого фактопочитания, — у Солженицына одно «или» выражено в изречении: «В Россиинародный антисемитизм во многом связан с тем, что русский народ видит в евреях причину всего, что с ним сделала революция» (Дан Левин, в журнале «22», 1978, No1), а другое «или» дано в высказывании: «Если… с высоты птичьего полета посмотреть на советскую историю, то она вся представляется как последовательное перемалывание и уничтожение евреев» (Ф. Колкер, в журнале «22», 1983 No31). Опорой для Солженицына служит, естественно, первое «или», которое ложится в основание суждения: «Только забыто то, что русских-то подлинных — выбили, вырезали и угнетали, а остальных оморочили, озлобили и довели — большевицкие головорезы, и не без ретивого участия отцов сегодняшних молодых еврейских интеллигентов» (2002, ч. II, с. 4б4-465). Однако доказано, что любое решение, полученное при посредстве принципа «или-или», заведомо ложно и этот способ порочен по самой своей природе, что непроизвольно доказывает и сам Солженицын, представляя в противовес своему суждению еще один вывод: «Так мало оставалось в разгромленной России деятельных русских сил — а вот дружеские, сочувственные еврейские приливали к ним в поддержку» (2002, ч. П, с. 472). На русской стороне, в полном согласии с логикой фактопочитания, факты, подобные последним, Солженицын подвергает только эмпирической фиксации, а умозаключения делаются им на основе первых.