Слезы навий

«Зря взял их», – подумал Радомир, чувствуя, как под ним нервно начал перебирать копытами гнедой. И Марья неспроста косится. Недоброе чует. А чуйка у нее хорошая. Она лихое дело по запаху различает. Но тут что-то другое, не на бледного смотрит жинка, нервно теребя поводья, хмурится не на старика карлика, а на девку русую, с ненавистью так и прожигает пылающим взглядом. И чего это она?

На всякий случай кивнул одному из охотников. Тот отделился от группы и встал за телегой. Так-то оно лучше будет под присмотром.

– Двигай! – прикрикнул Радомир и ударил плетью. Гнедой хрипнул возмущенно, но дрожать перестал и почти сразу перешел на рысь.

Ближе к закату показался высокий забор. Широкие врата закрыты. На вышках зевающие молодцы.

Древ – небольшая деревенька. Не слишком гостеприимная. Чужаков сторонятся. Но другого постоя на пути не будет.

– Здесь заночуем! – прикрикнул Радомир.

Путники всю дорогу не говорили ни слова. Бледный сидел, накинув на голову капюшон так, что лица видно не было. Старикан ерзал и все засовывал руку за пазуху. Один раз обернувшемуся Радомиру почудилась высунувшаяся из-под руки коричневая мордочка мелкого зверька. И тут же спряталась. Девахи сидели, тоскливым взглядом провожая тропу. «Да чего радоваться? – мысленно подметил глава. – Никак женихаться везут, а там кто попадет, немыслимо. Быть женой соглядатая, оно, конечно, для слабой деревеньки добро. А вот каково жинке-то? Иной раз посмотришь, вроде и человек, а как обернется – жуть. Да и как по-другому-то, они ж нелюди, бесы. А откуда у беса любовь или жалость? Не будет счастья девчонкам, оттого и смурные, неразговорчивые».

Марья поглядывала на них и хмурилась. Ее взгляд не нравился Радомиру, он чаще оглядывался, присматривался к невестушкам. И чем чаще он озирался, тем мрачнее становилось лицо Марьи. А он уж и не смотрел на нее, все приглядывался к русой. Вроде и невзрачная. Лицо блеклое. Но если присмотреться… От их девок отличается. Руки, выглядывающие из-под плаща, вовсе и не худы, белы, тонки, как лучина. Такую защищать, а ее – бесам. Вторая хоть и краше, а глаза темные, невзначай как глянет, прожигает. Видать, бледный – брат ей, у обоих взгляды тяжелые, – сравнивал Радомир. А сам все к русой возвращался и мыслями, и взором, чувствовал себя вроде даже постыдно, будто не просто рассматривал – любовался уже. А ведь он даже не видел, что там под плащом скрыто. От этой мысли в жар бросило. Радомир встряхнул головой, что его конь. Ишь, какие мысли возбудила девка-то. Он про себя засмеялся. Может, и неспроста Марья ненавистью лютой на невестушку смотрит, чует сердце жинкино.

Он остановил гнедого и крикнул:

– Открывай, Радомир из Гринадежа, с обозом!

– Много вас? – полюбопытствовали из-за ворот.

– Пять девок и мужиков шестеро. Да смирные мы, утром далече пустимся. Что ты как первый раз… – Радомир спешился.

Ворота приоткрылись. С верхотуры неприветливо смотрели дозорные. Луки на изготовку держали.

– Так времена нервные пошли. Сегодня всю ночь нечисть вокруг шастала. Северные ворота разбили. Трех коров живьем съели. Сторожку разнесли, хорошо, егерь в ней уж три ночи не ночует. Нечисть по краю шастает. При свете дневном выходить не боится, – принял поводья низкий мужик с заплывшим глазом и косой мордой. – Обоз загоняй, да к Данке ступайте, у нее хутор свободен, примет. Только деньгами не возьмет, нынче меха в цене.

– Будут ей меха, – кивнул Радомир, пропуская обоз. – А ты мне скажи, Крив, чего это нежить распоясалась? Сами ночь с грехом пополам пережили. Може, чего слышал?

– Так слухи ходят, будто ведьмы в Велимире объявились. Видели-де люди знающие, как сквозь сумрачную пустошь шли. А опосля в поселке, что у пустоши, поля чернью покрылись. Точно ведьмы. Вот нечисть и повылазила… Она ж их ведьмовского рода…

– Вон оно как!

Радомир задумчиво покосился на спрыгивающих с обоза привеченных путников.

«Не может быть! – мелькнуло в голове. – Угораздило. Авось не они. Не похожи девки на ведьм! Не злые вроде, нелюдимые, эт да…»

Обернулась русая, на лице мелькнула усталость.

«Все же есть в ней что-то», – поймал себя на мысли Радомир и тут же перевел взгляд на Марью. Та расседлывала коня. Юркий мальчишка, сын Крива, крутился рядом, помогая снять седло. То было почти с него размером, но он пыхтел, а стянув, поволок его к стойлу.

– А вы никак на ярмарку в Нугор? – хромая, подвел к коновязи гнедого Крив.

– Туда, – кивнул Радомир.

– Вот еще говорят, что совсем плохо в Нугоре. Вроде как соглядатаи там на каждом шагу. Ведьм ищут.

– Вот даже как!

Взгляд так и не сходит с русой. Старец Тихон вел ее к дому Данки. На мгновение ветер раскрыл полы, под ними мелькнули мужицкая рубаха и штаны, заправленные в высокие сапоги. Разве ж на смотрины в мужицкой одеже ездят?

Крив направился к стойлу. Махнул по дороге мальчугану, тот зевнул и бросился помогать отцу.

Радомир свернул. Чуть дальше дома Данки посреди улицы колодец. К нему он и двинулся.

Скинул ведро и зачерпнул воды, вылил на голову. Остудился. Вот так, хорошо, иначе с горячей головой да в хату. Еще зачерпнул. Умыл лицо.