Слезы навий

– Идем, пока чай-май приготовит, я вам покажу.

И направился за дом. Прошел к высокому амбару, распахнул ворота:

– Вот!

Святозар и Радомир разом глаза протерли. Крытая повозка стояла посреди амбара. Высокая полукруглая крыша не материалом затянута, а железом обита. Окошки по обе стороны под стеклом, из крыши труба небольшая. По углам висят крытые фонари. Входы с двух сторон.

– А вот и лошадки, – распахнул второй амбар торгаш.

Знающий толк Радомир глаза протер:

– Что за чудо такое?

Четверка черномастных коней, холка на четыре головы выше Радомира. Упругие тела, длинные ноги. Ноздри трепещут, глаза горят.

– Сила, как у тяжеловеса, скорость хорошего скакуна, выносливость восточных иноходцев. И едят… как верблюд. Один раз хорошо накорми, и будет несколько суток идти. А уж умные – что с человеком говоришь, все понимают! Золото, не порода!

– Хороши лошадки! – прицыкнул охотник. – Это как же вы их?..

Торгаш улыбался:

– Понравились?

– Сколько ж ты хочешь за коняг? – поскреб в затылке Святозар.

Торгаш снял колпак, почесал голову и торопливо потянул их в дом:

– Идем, за чаем договоримся.

Усадил на расшитые цветные одеяла, расстеленные на полу.

Зулейка смотрела широко распахнутыми глазами, разливала чай в пиалы и поближе придвигала блюдо с пловом, насыпала баурсаков, в другую пиалу подливала жирной шурпы.

– Пейте-ешьте, гости дорогие!

– Ты смотри – уж сутки без продыха шагают.

Пара, запряженная в удобную для дальней дороги повозку, тянула ее по неровной каменистой дороге. Скорости за весь день не сбавляла, ни воды, ни еды не просила.

– А мне все же не верится. Вот к утру посмотрим, не взбрыкнут ли наши коняги золотые. – Святозар нащупал в кармане мешочек с деньгами, похудевший больше чем наполовину.

– Да ты на морды их посмотри, – не успокаивался Радомир. – По мордам видно – умные!

– Что нам от их ума, до Хлада бы довезли, и ладно.

– Это ты не прав! Коньки денег своих стоят! Вот заводик бы открыть по разводу породы, такие за золотую монету, а может, даже к правительственным дворам. Да что правительственным, стражам твоим и тем друг и товарищ будет и в службе, и в бою.

Святозар кивал сонно и зевал. Повозка неторопливо ехала по высокогорью, отбивая из-под колес камушки. Кони шли спокойно, звуков ночных не пугались. Да и хвала хозяину повозки за предусмотрительность. Едва темнеть начало, как зажгли фонари. Они чуть раскачивались и светили тускло, но все же разгоняли вездесущую тьму и освещали дорогу не только по сторонам, но и перед кибиткой.

– Живы останемся, соорудим тебе завод. Коники и впрямь хорошие. Разводи, тебе радость, Велимиру служба, – потянулся Святозар. – Ты за дорогой следи, я спать пойду, через пару часов разбудишь, сменю. – И полез в широкий кузов. Кивнул шушукающимся Тале с Аглаей, залег у стены на расстеленных на полу одеялах. Через минуту засопел.

Аглая вскользь посмотрела на главу нугорской стражи и кивнула Тале, чтобы продолжала рассказ.

– А куда мне было деваться? – зашептала знахарка. – Когда бесы на деревню налетели и солнце не взошло. Как говорила глава, селяне тут же доложили, что вы приходили и куда ушли. Они, может, и про Тимира рассказали бы, да не успели. Я ж зверушкой-то оборачивалась редко… Больше из любопытства, а тут… Спасибо бабкиному дару. – Она вздохнула. – Видела, как дома горели… Селяне уж не кричали, все как один мертвы были. Никого не пожалели, ироды… Киллу первую в поля вывели, что сделали – не знаю. Но чую, не жива глава.

Она тяжело вздохнула. Аглая прикрыла глаза. Лицо Игната так и вспоминалось. Когда же он так успел измениться? Тот самый Игнат, что с ней вместе обрабатывал лапу соседского кота, попавшего в мышеловку. Игнат, которому стало плохо при виде крови и который долго отдыхивался, стоя у окна. Откуда такая жестокость? Или бесовская сущность так изменила? Аглая обняла себя руками и повыше натянула шерстяное одеяло.

Спать в кибитке было тепло. Мягкие кошмы, понизу теплые шкуры и одеяла. В углу несколько корзин с едой, бурдюк с водой и кумысом, рядом сумы с вещами. Радомир прикупил ей на рынке мягкие сапожки взамен оставленных в Храме.

Аглая, тяжело вздохнув, уткнулась в одеяло.

Рядом заворочался Тихон.

– Пойду к Радомиру, – проворчал чуть слышно и ушел.

Тала больше не рассказывала. Было слышно ее ровное дыхание.

Аглая старалась и не могла уснуть. Несколько раз повернулась, запуталась в одеяле. В конце концов отбросила его в сторону и встала. Накинула плащ. Прошла к концу кибитки и, откинув полог, села на порог, свесив ноги. Раскачиваясь, тускло светили фонари. Деревья появлялись в млечном свете и тут же пропадали во тьме, искаженные дрожащим отсветом.

Аглая сидела, поплотнее укутавшись в теплый мех плаща. Думала об Игнате, так странно переменившемся, и своем столь же странном отношении к нему. Была же любовь? Или не было? Аглае было удобно с ним в ее мире. А здесь? Не было бы, потому что появился в ее жизни Тимир. И он оказался для нее важнее и ближе… Намного ближе, чем она сама хотела.