Слезы темной воды

Однако Бог не говорил с ней, и мудрые строки не возвышали ее. Напротив, пока шли минуты и запах сомалийских специй наполнял воздух, она незаметно соскользнула в привычную канаву отчаяния. Жизнь, которой она жила, была ложью в каждой мелочи, жалкой оболочкой отчуждения и унижений. Она стала пленницей человека, который убил ее отца и многих других во имя веры, которой она так дорожила. Душа ее томилась в изгнании, надежды умерли, и все, что от них осталось, – это волосок воспоминаний, несколько слов, произнесенных братом в кузове грузовика в первый день крови и страха. «Если нас разлучат, сохрани свой телефон, – шепнул Исмаил. – Я найду тебя».

И она сохранила свой мобильный телефон, как он сказал. Прятала его от Наджиба, от Джамаад и Фатумы в нижнем белье, пока не заполучила пластиковый пакет с водозащитной застежкой и не нашла место, где его спрятать, – в заполненной грязью яме между корней дерева хигло. Каждый месяц она вставала среди ночи, выкапывала телефон и несла в дом, чтобы зарядить аккумулятор устройством Джамаад. Каждый раз она отправляла текстовое сообщение на старый номер Исмаила, надеясь, что он ответит. Но папка входящих сообщений оставалась пустой. После нескольких лет молчания она начала считать, что он умер, но продолжала исполнять этот ритуал, потому что не придумала ничего лучше.

Много раз она задумывалась о побеге. Но опасность такого шага была огромной. «Шабааб» контролировала все города на сотни километров вокруг. Их шпионы были повсюду. Даже последний попрошайка мог оказаться доносчиком. Дороги тоже были переполнены бойцами «Шабааб», бандитами, ворами, а теперь еще и кенийскими солдатами, известными своими вольностями по отношению к сомалийским женщинам. Даже если бы ей удалось избежать их всех, она почти наверняка погибла бы. Не зная местного расположения водных источников и не имея животного, которое можно подоить, она умерла бы от жажды меньше чем через неделю, если раньше ее не разорвал бы лев или не укусила кобра. До лагерей близ Дадааба в Кении две недели пути, если идти пешком.

Приготовив обед, она подала спагетти с чатни и чапати – индийской лепешкой – Джамаад и Фатуме на пороге, а сама села есть на другом конце двора, в тени ветвей дерева хигло. Одиночество терзало ее, вгрызалось, обдирало последние остатки счастья, как гриф, потрошащий труп. От природы она всегда была общительна. Когда они с Фатумой дружили, ей по крайней мере было с кем поговорить. Теперь же она стала изгоем на положении не лучшем, чем служанка. «Хоойо, – подумала она, представляя лицо матери, – если Бог чтит тех, кто хранит веру, почему Ааббе умер? Почему я оказалась здесь? Где Исмаил и Юсуф? Где ты?»

– Ясмин! – крикнула с порога Джамаад, поднимая опустевший стакан с водой. – Я пить хочу. Принеси что-нибудь другое, пожалуйста.

Ясмин оставила свою тарелку на земле и сходила к холодильнику за «кока-колой». Работающий от небольшого генератора, маленький холодильник был едва ли не единственным современным устройством в доме. Когда она вручила бутылку Джамаад, женщина сказала ей:

– Я получила эсэмэс от Наджиба. Он обещает приехать, как только родится ребенок.

– Хорошо, – сказала Ясмин, изобразив улыбку, и вернулась на свое место у стены.

Теперь ей была ненавистна маска, которую ей приходилось надевать, чтобы скрыть правду, правду о том, что она презирает Наджиба всем сердцем. Когда Ясмин встретила его, она была семнадцатилетней девушкой, наделенной отцовской любовью к знаниям и материнским состраданием к обездоленным. Потом в один день Наджиб разрушил ее мир, очернив все, что она считала хорошим и правильным. И все же нельзя сказать, что он ненавидел ее, у него были к ней чувства, и она хотела, чтобы они были. Сколько раз он говорил ей, что мечтает о том, чтобы она родила ему сына! Он превратил ее жизнь в извращенное противоречие, и его возвращение сулило только новые страдания.

Ей представилось счастье на его лице, когда он услышит детский крик, подарки, которыми он осыплет Фатуму за ее дар ему: золотые украшения, вышитый шелк, солнцезащитные очки «Рэй-Бан» и новый «айфон» – символы того самого Запада, который якобы так ненавидит «Шабааб». Потом, когда после чествования Фатума уснет, он придет в комнату Ясмин и изольет свою похоть на нее, использует ее, как обычную шлюху. Он оставит ее в унижении и боли, но не заметит этого и даже не задумается об этом. Она была для него тем, чем он хотел. В мире Наджиба он был сам себе властителем.

Аллах являлся лишь номинальным главой.

* * *

Когда наступила ночь, Ясмин, проследив, чтобы Джамаад и Фатума удобно устроились, удалилась в свою комнату с керосиновой лампой. У нее имелась только одна книга – Коран на арабском. Открыв ее, она пробежала взглядом по струящимся строкам второй суры и нашла свой любимый отрывок. Ясмин знала его наизусть, но прочитала вслух, как молитву: «Господи наш! Не возлагай на нас бремя, которое нам не под силу. Сжалься, прости нас за грехи наши. Ты – властелин наш». Потом она закрыла глаза, выключила лампу и заснула, не раздеваясь.