Слезы темной воды

Когда Фарах замолчал, Меган откинулась на спинку кресла и стала смотреть на проплывающий мимо город. Вскоре небоскребы сменились многоквартирными домами, одноэтажными магазинами, выстроившимися вдоль дороги, и жилыми микрорайонами, этими безликими отпечатками пальцев пригорода. Через какое-то время Фарах свернул на стоянку перед торговым комплексом со стеклянными витринами. Там он махнул рукой парковщику и нашел свободное место среди скопления машин.

– Это сомалийский магазин, – сказал Фарах. – В городе таких несколько. Этот принадлежит мне.

Меган обвела взглядом комплекс с переполненными магазинами и ресторанами.

– Похоже, неплохая инвестиция.

– Была, – лишенным интонации голосом подтвердил он.

Выбравшись из машины, он повел ее в фойе, обставленное с обеих сторон магазинчиками, – торговый комплекс внутри торгового комплекса. Что только здесь ни продавали – и американские товары, и сомалийские: ткани, обувь, электронику, мобильные телефоны, продукты на любой вкус, тут же можно было получить консультацию бухгалтера или подобрать туристический маршрут. В воздухе стоял запах масла для жарки, жареного мяса и специй. Она прошла следом за ним в небольшое кафе с несколькими столиками у стены. Фарах поздоровался с молодым сомалийцем, ответившим им дружелюбной улыбкой.

– Здесь готовят отличную самсу, – сказал он. – И чай. Я угощаю.

– Спасибо, – ответила она, расстегивая парку.

Спустя несколько минут они устроились за столиком в глубине кафе с тарелкой хорошо прожаренных пирожков и кружками сомалийского чая. Фарах указал на еду:

– Пожалуйста, ешьте. Я буду говорить.

Меган кивнула и попробовала горячую и восхитительно вкусную самсу.

– Ваш звонок стал для меня неожиданностью, – начал он ровным голосом. – Я видел в новостях сюжет о захвате яхты, но не следил за этой историей. В моем клане никогда не занимались пиратством. – Последнее слово он произнес с отвращением, обнажив задетую гордость. – Исмаил – старший сын моей младшей сестры Хадиджи. Я видел его, когда он был совсем маленьким и его семья жила в Найроби, но не встречался с ним после того, как они вернулись в Сомали. Я был уверен, что он умер. Поэтому и не поверил вам, когда вы позвонили. Мне до сих пор трудно в это поверить.

– Почему вы думали, что он умер? – мягко спросила Меган.

Фарах посмотрел на торговца, разговаривавшего по телефону, и шепотом задал встречный вопрос:

– Что он вам говорил про «Шабааб»?

Пульс Меган участился. Она много раз спрашивала Исмаила о его связях с исламистами, но он отказывался углубляться в эту тему.

– Как его адвокат, я не могу вам этого рассказать. Но я буду очень вам благодарна, если вы расскажете, что известно вам.

Кончик носа Фараха дернулся.

– У этой истории много сторон.

– Расскажите столько, сколько нужно. – Меган взяла еще одну самсу.

Фарах уставился на нее лишенными выражения глазами.

– Многих стоит винить за то, что произошло, но первый среди них – Адан, его отец. Он был настолько глуп, что привез свою семью обратно в Могадишо. Останься они в Кении, Исмаил и Ясмин поступили бы в университет, а Юсуф закончил бы школу. Они могли стать врачами, юристами, бизнесменами. Но Адан не расставался со своей дурацкой мечтой. Он хотел открыть школу в Могадишо. Хотел участвовать в возрождении Сомали.

«Ясмин, Юсуф, – подумала Меган, доставая блокнот и ручку. – Где они сейчас?»

Фарах отвел от нее взгляд, как будто напрягая память.

– Чтобы понять то, что я хочу вам рассказать, вам нужно узнать, как все начиналось. В двухтысячном году мировые силы создали первое переходное правительство в Могадишо. Многие сомалийцы верили, что скоро что-то изменится. Я в это не верил. На улицах по-прежнему заправляли военные. Хадидже я советовал оставаться с детьми в Найроби. Но Адан не позволил. Он знал нового президента. Он был уверен, что война вот-вот закончится. – На лицо Фараха набежала туча. – Люди так говорят вот уже двадцать лет, а война все продолжается.

Меган кивнула. Последние месяцы она много времени потратила на то, чтобы понять смысл и причины кровопролития, политических махинаций и международных интервенций, охвативших Сомали после падения долго стоявшего у власти диктатора Сиада Барре. Это было все равно что пытаться развязать узел израильско-палестинского конфликта. Взаимные обиды были столь многочисленны и уходили корнями в столь запутанное прошлое, что каждый раз, когда ей казалось, что она уже близка к разгадке этой тайны, ключ выскальзывал у нее из пальцев и Меган вновь окружал туман непонимания.

– У них был дом в Було Хуби, недалеко от аэропорта, – продолжил Фарах. – Это был самый безопасный район в городе, он всегда охранялся правительственными войсками. Но школа Адана находилась в Медине, где шли бои. Оправдывает его лишь то, что у него были влиятельные друзья. Его брат Махмуд – большой человек в Могадишо. Годами друзья прикрывали его. Но потом пришла «Шабааб», эти люди победили военных. Они не соблюдали старые правила, на которых строилась жизнь в Могадишо: взятки и услуги. У них была цель – доминировать. Даже Махмуд не мог их сдерживать.