Слишком долго (СИ)

— Ты вернулась навсегда? — спрашивает он как будто бы безразлично.

— Вряд ли, — Лилианна переворачивается набок, глядя ему в глаза. — А ты бы хотел этого? Чтобы я всегда была здесь?

Может быть, должность мамочки для ведьмаков — не такая уж и почетная, но зато ты хотя бы знаешь, что тебя ждут. Впрочем, она уже не уверена, что Мадук воспринимает её именно так. Годы за её плечами невидимы, на лицо ей не дашь больше двадцати, и как тут удивляться возникшему влечению? Лилианна о других даже не думает. Мадук всегда был особенным — возможно, оттого, что первый. Возможно…

Он едва щурит глаза.

— Все равно не сможешь. Толку-то об этом болтать?

— Видишь, — Лилианна невесело усмехается. — Не так уж я и нужна. Ни тебе, ни Альзуру, ни кому-либо еще.

И в этом её вина, черт побери, наконец-то она признает сей факт. И не жалеет. Люди отдаляются друг от друга и душевно, будучи на расстоянии. Когда-то она обещала Альзуру совместное путешествие, но обещания не сдержала. Ей горько, но одновременно будто бы и безразлично. Ему, наверное, тоже — прямым доказательством тому служит то, что Мадук сейчас здесь. Смотрит на неё, как мужчина смотрит на красивую женщину, хотя волосы у неё разметались по подушкам и спутались, на неприкрытом плече видно след от старого ожога и сама она, не взирая на всяческие чародейские ухищрения, с каждым годом ощущает себя все более какой-то не такой.

— Ты давно не лежал со мной, — вспоминает она. — Лет с двенадцати, наверное, или тринадцати.

— Не хотел смущать, — фыркает Мадук. — Сама знаешь…

— Если ты об утренних поллюциях, я бы сделала вид, что ничего не заметила. Все же это происходит непроизвольно и совершенно нормальное явление.

— Да, — едва усмехается он — и Лилианна вновь слышит, но не видит эту усмешку. — Совершенно нормальное. Могу я поспать с тобой сегодня? У меня зуб на зуб не попадает.

— Конечно. Можем даже как в старые времена!

Как в старые времена — значит, что голова Мадука будет покоиться у неё на груди, как на мягчайшей подушке. Лилианна здорово рискует, предлагая подобное, и почти сразу же прикусывает язык, но остановить молодого ведьмака уже не может. Он придвигается поближе, так, что ребром она чувствует его в разы медленнее бьющееся сердце. И запах. От него всегда пахнет, как от лесной зверюги, часами изучающей свои угодья в поисках добычи. Альзур в чем-то да прав. Никакой он ей не сын, а она ему не мать. Вероятно, она идет по его же стопам, соблазняя кого-то в разы младше себя, кого-то, кого она застала еще плаксивым сопляком — и ей на удивление не стыдно. На удивление Лилианна не усматривает в этом ничего противоестественного. По крайней мере, теперь.

— Говоришь, никогда не трогал женскую грудь? — спрашивает она, едва улыбаясь.

— Ну, в Риссберге же нет баб, — отзывается Мадук, закрыв глаза. — Спасибо полоумному мужику в лазурном, что не выпускает нас из крепости. Только и остается что пялиться на припрятанные им гравюрки с какими-то шлюхами.

— А-а, знаменитая коллекция эротических рисунков — от сущей бездарности до непризнанного шедевра…

— Ты видала?

— Конечно, а чего ему от меня скрывать? Порнография она порнография и есть.

— Арнагаду нравится. Он часами рассматривает каждую страничку, смакует.

— А ты, значит, предпочитаешь картинкам реальность?

Вместо ответа он осторожно касается её мозолистой ладонью. Тонкий гипюр, казалось, только усиливает эффект от прикосновения — Лилианна мякнет, судорожно растирая себя под покрывалом. Кожа вся в мурашках.

— На самом деле я рассказала Альзуру обо всем, — шепчет она. — Попросила его вразумить тебя. Почему он этого не сделал? Не понимаю…

— Может, потому что не так уж ты ему теперь и нужна?

Об этом она, честно говоря, даже не задумывалась. Мадук гладит её еще секунду-две, прежде чем убрать руку.

— Ты и впрямь так думаешь? — спрашивает Лилианна. Она пытается представить события, происходившие здесь в её отсутствие. Может быть, Альзур приводил сюда какую-нибудь другую женщину или сам уходил к ней. Он такой отстраненный теперь — даже когда занимается любовью. Её ощущения отныне не его забота. Он превратил секс и отношения в рутину, ритуал, который необходимо исполнять каждый раз для сохранения равновесия. И ведь она чувствует, что еще не все потеряно — только не понимает, как теперь пробиться через воздвигнутую им стену. Смутная догадка заключается в том, что стена — это она и есть, её способности, которыми Альзур хотел бы обладать сам, но когда-то из пустого благородства не воспользовался дарованным ему шансом.

— Тебя просто слишком долго не было, — отвечает Мадук.

Просто… Надо же, все для него просто. У Лилианны щиплет в глазах.

— Потрогай меня еще, — только и просит она.