Я позволил одной зеленой куртке открыть мне дверь, доверил другой шляпу и пошел искать мою упорхнувшую бабочку. В правой гостиной, с мебелью темного дерева и коврами и прочими штуками на стенах — «Покахонтас» был оформлен в индейском стиле, — три пары танцевали под радио. Невысокая стройная брюнетка с алебастровой кожей и томными миндалевидными глазами прижалась к здоровенному светловолосому увальню под пятьдесят со шрамом под ухом. Его звали Сергей Валленко, а ее — Дина Ласцио. Она была дочерью Доменико Росси и одно время женой Марко Вукчича, у которого, согласно Жерому Беррэну, ее и украл Ласцио. Низкорослая черноглазая и усатая толстушка, напоминающая утку, звалась Мари Мондор, а ее лупоглазый круглолицый партнер, не уступающий ей ни в возрасте, ни в весе, был Пьер Мондор, ее муж. Она не говорила по-английски, и я не видел причин, по которым ей бы стоило это делать. Третья пара состояла из шестидесятилетнего коротышки-шотландца с багровым проспиртованным лицом, по имени Рэмзи Киф, и точеной китайской статуэтки с темными глазами, чей возраст я, в силу недостаточного опыта общения с китаянками, не мог определить точнее, чем не старше тридцати пяти. За ленчем она выглядела таинственно и загадочно, не хуже гейш с открыток. Гейши, конечно, японочки, но какая разница. Она звалась Лио Койн и была четвертой женой Лоренса Койна, что, несомненно, являлось внушительным достижением Лоренса, седого как лунь и разменявшего восьмой десяток.
Я заглянул в комнату слева от входа, поменьше. Там почти никого не было. Лоренс Койн храпел на диване в углу, а Леон Блан, «наш дорогой Леон», хмурился на себя в зеркало, словно стараясь решить, пора ли ему бриться. Я прошел в банкетный зал, большой и слегка захламленный мебелью. Помимо длинного стола и стульев там стояли два сервировочных столика, буфет, набитый невесть чем, несколько ширм с нарисованной Покахонтас, спасающей Джона Смита, и прочее в том же духе. Из банкетного зала вели четыре двери: та, через которую я вошел, двойные двери в большую гостиную, другие двойные двери на боковую террасу и дверь, ведущая в буфетную и дальше на кухню.
Были там и люди. Марко Вукчич сидел у стола, курил сигару и читал телеграмму, качая головой. Жером Беррэн с бокалом в руке беседовал с благообразного вида седоусым морщинистым старцем — Луи Серваном, старейшиной мэтров и нашим хозяином в «Канове». У открытой стеклянной двери на террасу, на стуле, который был ему явно мал, сидел Ниро Вульф, неловко откинувшись назад, чтобы своими полуприкрытыми глазами видеть лицо стоявшего над ним собеседника. Это был Филипп Ласцио — коренастый крепыш с волосами, едва тронутыми сединой, гладко выбритый, с проницательным взглядом и неуловимо скользкий. По одну руку Вульфа стоял столик со стаканом и парой бутылок пива, а по другую, почти взобравшись к нему на колени, сидела Лизетта Путти. Хотя ее положение было весьма сомнительным, ее привлекательность уже завоевала ей друзей. Она была гостьей Рэмзи Кифа из далекой Калькутты, представившего ее как свою племянницу. Вукчич рассказал мне, как после ленча Мари Мондор возмущенно пыхтела, что она просто уличная девка, которую Киф подобрал в Марселе, но, в конце концов, рассудил Вукчич, может же у человека по фамилии Киф быть племянница по фамилии Путти, и даже если это и не так, то Киф же за нее платит, так что всё в порядке. С точки зрения приличий звучало это не очень-то, но меня не касалось.
Пока я шел к ним, Ласцио закончил свой монолог, и Лизетта затрещала по-французски что-то насчет толстых коричневых печенюшек на тарелке в ее руках. В ту же секунду из кухни раздался вопль, мы повернулись и увидели, как в дверь ворвался Доменико Росси с дымящейся тарелкой в одной руке и длинной ложкой в другой.
— Оно свернулось! — Завизжал он, подбегая к нам и тыча тарелкой под нос Ласцио. — Посмотри на эту мерзкую жижу! Что я тебе говорил, а? Посмотри! Ты мне должен сто франков. Дьявол тебя раздери, зять называется! Вдвое старше меня, а таких простых вещей не знает!
Ласцио невозмутимо пожал плечами.
— Вы согрели молоко?
— Я что, способен забыть такую простую вещь?
— Ну, тогда может яйца были несвежие.
— Луи! — Росси крутанулся и ткнул ложкой в Сервана — ты слышал? Он говорит, что у тебя бывают несвежие яйца!
Серван засмеялся:
— Но ведь если ты сделал все как он сказал, а молоко свернулось, то ты выиграл сотню франков, что ж тут плохого?
— Но все же испортилось, хорошие продукты псу под хвост! — продолжал возмущаться Росси. — Эти ваши новомодные идеи ничего не стоят. Лучше уксуса еще ничего не придумали.
— Я оплачу долг, — негромко сказал Ласцио. — Завтра я покажу вам, как надо.
Он резко повернулся, прошел к двери в большую гостиную и открыл ее. Оттуда послышались звуки радио. Росси пробежал вокруг стола показать жижу Сервану и Беррэну. Вукчич засунул телеграмму в карман и подошел посмотреть. Лизетта заметила мое присутствие, ткнула в меня своей тарелкой и что-то сказала. Я широко улыбнулся ей и ответствовал:
— Робин Бобин кое-как подкрепился натощак. Съел теленка…