Слишком много поваров

— Арчи, — приоткрыл глаза Вульф. — Мисс Путти говорит, что мистер Киф собственноручно приготовил эти вафли из ингредиентов, привезенных им из Индии.

— Вы их пробовали?

— Да.

— Вкусно?

— Нет.

— Тогда объясните ей, пожалуйста, что я не перекусываю перед едой.

Я прошел к двери в гостиную и встал рядом с Филиппом Ласцио. Из трех танцующих пар он видел только одну. Мамаша и папаша Мондоры запыхались, но не снижали темпа. Рэмзи Киф и гейша смотрелись забавно, но их это явно не беспокоило, а Дина Ласцио и Валленко продолжали прижиматься друг к другу. Но вскоре им пришлось разомкнуть объятья. Рядом со мной назревала буря. Ласцио стоял неподвижно, и я не видел, чтобы он шевельнул хоть пальцем, но ему удалось передать двум танцующим свое отношение к происходящему. Они резко остановились, Дина прошептала что-то партнеру и направилась к мужу. Я отодвинулся, но они не обратили на меня никакого внимания.

— Хочешь потанцевать, дорогой? — спросила она.

— Ты прекрасно знаешь, что не хочу. И ты не танцами занималась. — Он криво усмехнулся.

Валленко подошел к ним, перевел взгляд с одного лица на другое, расхохотался и сильно хлопнул Ласцио по плечу:

— Ай, Ласцио, ай, дружище! Благодарю вас, мадам! — он отвесил ей поклон и удалился.

— Филипп, милый, если ты не хотел, чтобы я танцевала с твоими коллегами, то мог бы и сказать. Не такое уж это и удовольствие…

Эти двое явно во мне не нуждались, и я вернулся в банкетный зал, сел и следующие полчаса просто наблюдал за этим зверинцем. Из малой гостиной вышел Лоренс Койн. Он протер глаза, расчесал усы пальцами и взревел так, что окна затряслись: «Лио!» Его жена-китаянка просеменила к нему из соседней комнаты, усадила в кресло и примостилась у него на коленях. Пришел Леон Блан, сразу заспорил о чем-то с Беррэном и Росси и скрылся с ними на кухне. Было около шести, когда в зал впорхнула Констанца, уже не в костюме для верховой езды. Она огляделась, и, когда никто не обратил внимания на ее приветствия, прошла ко мне с Вукчичем и спросила, где ее отец. Я ответил, что он на кухне, обсуждает лимонный сок. При свете дня темные глаза были еще более притягательны.

— Пару часов назад я видел вас среди лошадок, — заметил я. — Будете газировку с имбирем?

— Нет, спасибо. — Она улыбнулась мне как добродушному дядюшке. — С вашей стороны было очень мило сказать папе, что мистер Толман — ваш друг.

— Не стоит благодарности. Я видел, как вы юны и неопытны, и решил немного помочь. Как оно, складывается?

— Складывается?

— Неважно, — махнул я рукой. — Лишь бы вам было хорошо.

— Просто замечательно! Мне так нравится Америка! Да, наверное, я выпью газировки. Не беспокойтесь, я сама. — Она прошла вокруг стола к кнопке вызова официанта.

Я был уверен, что сидевший по соседству Вукчич не слышал ни единого слова из нашего разговора. Он неотрывно смотрел на свою бывшую жену, сидевшую рядом с беседующими Ласцио, Серваном и Вульфом. Он и за ленчем так на нее смотрел. Также я заметил, что Леон Блан аккуратно избегает Ласцио и ни единым словом не обменялся с тем, кто, согласно Беррэну, украл у него работу в отеле «Черчилль». Сам Беррэн постоянно сверлил Ласцио гневным взглядом в упор, но тоже не заговаривал с ним. Вкупе с фырканьем мамаши Мондор в адрес Лизетты Путти все это создавало довольно напряженную атмосферу. В воздухе витали профессиональная зависть, разногласия по поводу салата-латука и уксуса, коллективное осуждение Ласцио и, не в последнюю очередь, сладострастная дымка, окутывавшая Дину Ласцио. Я всегда считал, что образ женщины-омута — когда троекратный взмах ее ресниц бесповоротно затягивает вас в трясину и сопротивление бесполезно — действует лишь на неопытных простофиль. Но я не мог не признать, что Дина Ласцио не нуждалась в том, чтобы проливать газировку на чьи-то брюки. И если она заимела на тебя виды, а за окном дождь и некуда идти, то так просто от нее не отшутиться.

Я смотрел, слушал и ждал, пока Вульф подаст признаки жизни. В седьмом часу он поднялся на ноги, я вышел за ним через террасу, и мы проследовали по дорожке в «Апшур». Учитывая его невыносимые страдания в поезде, передвигался он вполне сносно.

В номере 60 побывала горничная: кровать была заправлена, одеяло сложено в шкаф. Я прошел к себе в комнату и через некоторое время вернулся к Вульфу. Он сидел у окна, откинувшись на спинку почти достаточно вместительного кресла. Брови его были нахмурены, а руки сцеплены на животе. Выглядел он жалко. Фрица нет, атласа поизучать нет, орхидей, чтобы повозиться, нет, даже крышек от пивных бутылок посчитать нет! Я пожалел, что обед не предполагал формальностей, ибо три или четыре мэтра его и готовили, потому что процесс запихивания Вульфа в парадный костюм заставил бы его забыть об остальных неудобствах. Под моим взглядом он вздохнул так тяжко, что у меня слезы навернулись на глаза, и, чтобы не расплакаться, я заговорил:

— Вы слышали, что на завтрашний ленч Беррэн приготовит колбаски минюи?

Молчание.