Слишком толстая, слишком пошлая, слишком громкая

Нетрудно представить, как радикально изменились взгляды женщин в этом вопросе за последние тридцать лет. Выставлять беременность на всеобщее обозрение считалось грубым, неподобающим, вульгарным и вообще проявлением дурного вкуса. Это отвращение уходит корнями в древность; тело беременной женщины – не только воплощение плодородия, но и гротеск: оно раздувается, распухает, из него выделяются соки, в нем стирается грань между внутренним и внешним. Сейчас материнство позиционируется как нечто исключительно позитивное: хрустящие белые одеяльца, младенцы, плещущиеся в ванночках или мирно посапывающие. Но деторождение – дело сложное: крики, кровь, послеродовой период, вскармливание. А сколько женщин погибает при родах!

К тому же тело беременной женщины воспринимается крайне противоречиво. Как объясняет исследовательница Джейн Ашер, беременность – это высшее подтверждение женской сексуальности, вот почему матерей принято было представлять как нечто совершенно противоположное. К примеру, Дева Мария в христианстве: асексуальная, идеализированная, непорочная. Ее крайне редко изображают беременной: как правило, это образ матери с младенцем, когда ребенок уже благополучно появился на свет, и все чистенькие и довольные. Прекрасный образ как бы излечивал неприглядность беременности [236].

Исторически сложилось так, что лучшим способом скрыть эту неприглядность считалось спрятать ее от глаз людских подальше. Женщины определенного класса, забеременев, скрывались от общества, пока ребенок не появлялся на свет и видимые признаки беременности не исчезали. Рожали дома, в окружении повитух. О беременности даже не принято было говорить, как и о других неприличных вещах (женская сексуальность, менструации, испражнения). Историк Кэрол Брукс Гарднер пишет, что в Америке XIX века «разговоры о беременности не допускались даже между матерью и дочерью, если те желали сохранить аристократический дух и достоинство». Использовались тактичные иносказания: «она ждет ребенка», «у нее семейные обстоятельства», но никогда не «беременна»[237].

До 50-х годов XX века это слово даже не звучало с экранов. В 1953 году Американская ассоциация кинокомпаний отказалась одобрить сценарий «Синей луны», потому что там употреблялось слово «беременная». Оно входило в список запретов и ограничений, в период с 1920-х по 1960-е годы определявший, что можно показывать в кино, а что – нельзя. Даже на упоминания о вынашивании ребенка накладывалось табу. В эпоху немого кино голливудские звезды всячески избегали материнства, чтобы на них не падал спрос. Те, кто беременел, скрывались от публики, хотя обычно киностудии не прятали от зрителей личную жизнь своих звезд. В конце 1950-х Элизабет Тейлор и Дебби Рейнольдс редко фотографировались во время беременности – только потом, после благополучного появления ребенка на свет.

Попытки скрывать беременность от глаз не прекращались на фоне борьбы женщин за право самим решать, когда им рожать. В 1965 году Верховный суд признал право на тайну частной жизни в том, что касалось беременности. В 1973 году по итогам процесса «Роу против Уэйда» были легализованы аборты. Год спустя суд в Кливленде отказал школе в праве уволить беременную учительницу: администрация учебного заведения, видите ли, беспокоилась, что «ее вид будет смущать студентов и наводить их на непристойные мысли». Как отмечает юрист Рене Энн Крамер, «эти судебные решения привели к той степени открытости, с какой мы сейчас говорим о беременности»[238]. В конце концов женщины, не работающие во время беременности, должны были получать какие-то иные средства к существованию. Судебные решения разрешили и эту проблему.

Беременным отказывали в той степени женственности, которую признавали за женщинами вне беременности: отчасти из-за того, что это было «неприбыльно». Иными словами, индустрия еще не была ориентирована на «милую» беременность и на все, что ей сопутствовало.

Для будущих матерей не было ни специальной йоги, ни корректирующего белья. Одежда для них, как правило, была самодельной и смотрелась ужасно; само понятие «стиля для беременных» было оксюмороном. Даже принцесса Диана, которая больше других оставалась на виду, будучи в положении, носила нечто, больше напоминающее кукольные платьица. Но появление спандекса и лайкры в 80–90-е годы изменило ситуацию: способность такого материала растягиваться как нельзя лучше подходила для увеличивающихся в период вынашивания ребенка размеров.