Виктория была известной, активно издаваемой писательницей. Писала она в основном детективы и жизненные романы, не чуждалась фэнтези, сказок для детей и взрослых, стихов. Тетя была человеком неординарным. Она излучала энергию и всевозможные идеи. Кроме работы и мужа, она обожала своего огромного рыжего кота с королевскими манерами по имени Луи. А еще она была неравнодушна к цветам и классической музыке.
Когда Мирослава подъехала к воротам усадьбы тети и посигналила, ей открыл муж Виктории Игорь Коломейцев. Он обрадовался появлению племянницы, приобнял ее и, чмокнув в щеку, спросил:
— Ты одна?
— Ага.
— Что же Мориса не прихватила? — улыбнулся он.
— Морис дома, я ездила в город по делам и вот надумала заехать.
— Молодец, что надумала, — иди в гостиную. Вика только что закончила творить. И ее, несомненно, распирает желание с кем-нибудь поделиться.
Говоря о жене, Игорь ласково улыбался.
Мирослава искренне радовалась за тетю — наконец-то ей повезло с мужем. Игорь был настоящим сокровищем. С Виктории он буквально сдувал пылинки и жил по преимуществу ее делами. Хотя вполне мог бы раскрутить свой бизнес, и немалый. Но полюбив Викторию и став ее мужем, он считал, что просто обязан опекать и лелеять свой светоч.
— Тетя! Привет! Я не помешаю? — проговорила Мирослава, входя в гостиную.
— Славочка! — обрадовалась Виктория, — какая неожиданность! Ты одна? — спросила тетка.
Мирослава рассмеялась.
— Я сказала что-то не то? — забеспокоилась тетка.
— То-то! Просто Игорь минутой раньше спросил у меня то же самое.
— Так муж и жена — одна сатана, — весело проговорил Коломейцев, ставя на стол поднос с чаем и конфетами.
— Но мы-то ангелы во плоти! — не согласилась Виктория.
Муж коснулся ее макушки и что-то поискал в волосах.
— Что ты там ищешь? — спросила Виктория.
— Рожки! Но раз они отсутствуют, то точно ангелы.
— Ах, ну тебя! — отмахнулась Виктория. — Слава, — обратилась она к Мирославе, — лучше я тебе сейчас стихотворение прочитаю. Хочешь?
— Еще спрашиваешь, конечно, хочу!
И Виктория раскрыла тетрадь и начала читать:
Когда растаял последний звук ее голоса, в комнате некоторое время стояла тишина.
— Ну как? — спросила Виктория.
— Она еще спрашивает, — обронил муж.
— Восхитительно! — сказала племянница и, подойдя к тетке, крепко обняла ее.
Когда Мирослава ехала домой, воздух еще не успел окраситься сиреневыми оттенками вечера. Вокруг было тепло и спокойно.
Почти всю дорогу она повторяла:
И думала, что подруги, оказывается, бывают очень разными… Не заметила, как доехала. Сама открыла ворота и въехала на подъездную дорожку.
Из открытых окон кухни доносился голос Шуры:
— А где Мирослава?
— Не знаю, она мне не докладывает, — отозвался Морис.
— Тогда позвони ей на сотовый! — потребовал Наполеонов.
— Она не просила меня это делать, — отбивался Миндаугас.
— А ты все-таки позвони! И скажи, что мы уехали к бабам!
— Что? — спросил явно потрясенный Морис.
— Что слышал! Мы с тобой сейчас поедем к бабам, — Шура ухватил Мориса за руку и попытался тащить его к выходу.
— Отстань от меня, ненормальный! — Рассердившись, Миндаугас стряхнул Шуру со своей руки.
— Нет, ну прямо, как бобик блоху! — возмутился Наполеонов. — Никакого уважения!
В это время в дом в сопровождения верного Дона вошла Мирослава.
— Вы чего такие взъерошенные? — спросила она, оглядев друзей.
— Ничего, — буркнул Морис.
— Да? — Она окинула его недоверчивым взглядом.
— Ой, да не слушай ты его, подруга! Я уговариваю его поехать к бабам, а он упирается, — пожаловался Наполеонов.
— Почему? — Мирослава удивилась так искренне, что Миндаугас всерьез забеспокоился, не передается ли безумие через воздух.
— Вы серьезно? — спросил он.
— Ну, конечно! — хором воскликнули они и, подхватив его за руки с двух сторон, потащили к выходу.
Морис был настолько потрясен, что упирался весьма слабо.
Друзья запихнули его в салон «Волги». Мирослава села за руль, а Шура ни на минуту не выпускал локоть Мориса из своих, как оказалось, весьма цепких пальцев.
— Чего ты в него так вцепился? — усмехнулась Мирослава.
— Чтобы не убежал.
— Куда он убежит из машины? — продолжала улыбаться Мирослава.