Слой-2

Тут надо было «исчезать», «рубить концы» и «избавляться от хвоста». Он придумал такую штуку: доедет электричкой до первой крупной станции в сторону Челябинска, а уже там купит билет на нормальный пассажирский поезд.

Надо было спросить у кого-нибудь название нужной станции, но не в кассе и не в справочной – там могут запомнить и выдать под пытками.

Зорким взором он вычислил в толпе у касс двух молодых парней студенческого вида с рюкзаками и в брезентухе и подвалил к ним с небрежным вопросом. Парни оказались по-детски любопытными, и он поведал байку, что бежит от поганой жены и следы заметает. Студенты отнеслись сочувственно, смотрели, зелень несчастная, с восхищенным уважением на лихого Лузгина, выпили с ним коньяку на втором этаже в буфете. Они тоже ехали в Челябинск, возвращались после практики на рудниках в Серове; им задержали зарплату и не хватало на билеты. Лузгин сказал, что добавит своих, в чём вопрос, только надо поменять «баксы» на рубли.

Электрички уже не ходили, они нашли на привокзальной площади нужный автобус и долго ехали втроем на станцию Шарташ – правильно, есть такая, я помню, сам учился в Свердловске тысячу лет назад, золотое было время, сейчас расскажу, как лихо бабки делали: окно нашей комнаты было на первом этаже, и ночами брали по рублю с каждого, кто лез к местным девкам потрахаться.

На Шарташе студенты пошептались и предложили сэкономить – за пару «пузырей» сговориться с тепловозной бригадой и доехать до Челябинска на товарняке. Лузгин согласился с восторгом: полный Штирлиц, следы затерялись в тумане! Пока он закупал водяру в ночном привокзальном киоске, студенты убежали и прибежали, и доложили старшему, что порядок, разрешили под честное слово, машинисты водку примут в Челябинске – здесь боятся, что выпьют дорогой и сделают тепловозу крушение. Лузгин признал честность машинистов и повелел вести его на посадку.

На платформе товарняка стояла «вахтовка» – большущий грузовик с пассажирской обустроенной будкой. Они пролезли под составом на другую от станции сторону, затаились, мерзли в тени, прячась от фонарей; поезд дернулся и поехал, они диверсантами рванулись за платформой и вскарабкались на нее. Лузгин никак не мог подтянуть тело на руках, студенты втащили его как мешок, и все попадали на скользкие жирные доски, и лежали, почти не дыша, пока состав не проехал вокзал и поселок и не стало темно. Студенты дилетантски долго ковырялись в двери «вахтовки», Лузгин ругал их по фене, все трое смеялись, как мальчики.

Внутри оказалось уютно и даже не очень холодно. Устроились на мягких сиденьях, Лузгину отвели диванное, у кабины, но спать не хотелось, и он достал из пакета третью купленную им бутылку. Студенты запрыгали зайчиками, бодро потирали озябшие руки, копались в темноте по рюкзакам в поисках еды и посуды. Лузгин разлил водку по железным кружкам и принялся рассказывать про журфак, общагу на Чапаева в Свердловске, первокурсницу Оленьку из города Серова – почему и вспомнил, собственно: Серов! «Ты же обещал на мне жениться»! – «Мало ли что я на тебе обещал...». Потом спросил студентов, почему Шарташ – это ж дорога на Тюмень. Ему ответили, что правильно, сначала в ту же сторону, а потом ветка пойдет направо, к югу, на Челябинск, и Лузгин успокоился, допил водку из кружки, в голове закружились студенты, друг из Аркалыка, сумка в камере хранения, «кубик» с бантиком, спящий Абросимов, хорошо бы подушку, да ладно, и кепка сойдет...

Он проснулся от жажды и холода. Вот болван: водку взял, а попить не доехало. Он поднялся и сел на диване. Пустая бутылка отсвечивала на столике у окна, поезд не двигался, за окном серело утро и мокрые вагоны чужого товарняка. Студенты затаились где-то меж спинок сидений, спали тихо, без храпа – мать ее, молодежь, не задушишь – не убьешь!

– Подъем, салаги! – скомандовал Лузгин. – Адмиральский час, будем похмеляться, путешественники. – «Вот же дрыхнут! Слабоваты на водку, зеленые, где им тягаться со старым алкашом... Если станция, пошлю салаг за минералкой или тоником».

Лузгин не сразу понял, что студентов просто нет в «вахтовке». Он шарахался в полутьме по машине, проверял под сиденьями и даже заглядывал через маленькое оконце в кабину – вдруг сидят там, сбежали от храпа, он же дико храпит подшофе. Он уже догадывался, что произошло, но сопротивлялся признанию до самых последних сил. Потом сел у окошка, ближе к серому свету, осмотрел себя, вывернул всё и ощупал.

«Студенты» поработали на славу. Он был чист и пуст, хорошо хоть сигареты оставили.

Он вышел из «вахтовки» и спрыгнул на платформу, оттуда через бортик – на грязный гравий междупутья, не удержал равновесия и упал, но почти не ударился, только испачкал куртку. Далеко впереди женским голосом обозначилась станция, какой-то шестьсот девятый на первый путь, и он пошел на умолкнувший голос, сунув руки в карманы и поздно вспомнив о кепке, на которой он спад пьяной своей головой.