Слой 3

– Я поеду, – сказал Кротов. – Вернусь к семи, как договаривались. Надеюсь застать вас живыми.

– Обижаешь, начальник, – нахмурился Чемагин.

– А шашлык, Сергей Витальич? – огорченно воскликнул повар Иван.

– Я провожу, – сказал Юрий Дмитриевич. – А вы пока перекурите. Что-то ты гонишь, полковник, как я посмотрю; к чему бы это, а?

– Как прикажете, – сказал Чемагин с заносчивой небрежностью.

Когда вышли из-под навеса и повернули за угол к тропинке, Кротов услышал нервный голос Валерия Павловича: «Нет, вы послушайте, Миша!..» – и пожалел несчастного рыбака: затерзает же его совестливо-сопливая столичная интеллигенция.

– Где он сейчас? – спросил Кротов.

– Кто? – переспросил Юрий Дмитриевич.

– Да твой профессор.

– О, милейший, он много где. Активно взыскуем, так сказать, различными слоями общества.

– Раньше он водочку лучше держал.

– Стареем, брат, все мы стареем. Я вот вечером посмотрю, как ты сам держишь родимую. Да, Сережа, привези, пожалуйста, своего друга Лузгина: Валерий Павлович хотел с ним побеседовать.

– На предмет чего?

– Да так, о жизни.

– Он еще будет в состоянии говорить?

– Он уже будет в состоянии.

– Ладно, привезу.

– И последнее, Сережа. Надеюсь, ты не проговоришься на этой своей комиссии про подписанный сегодня договор.

– Конечно, нет.

Вот и правильно. Достойно похвалы. Уж сюрприз – так сюрприз.

«Чего-то я не знаю, – думал Кротов, пока машина везла его в город, стуча колесами, как поезд, на стыках плит дорожного покрытия. – Чего-то я не знаю из того, что должен знать...».

Бюджетная комиссия собиралась обычно в думском зале заседаний на третьем этаже. Кротов приехал в мэрию с временным запасом и успел еще покопаться с Федоровым в основных документах отчета по исполнению бюджета за первое полугодие и полтора месяца текущего квартала. Веселого было мало, город жил в режиме непрерывного «подсоса», денег не хватало даже на основные, «защищенные» статьи, и тем не менее город жил, хотя Кротов и не переставал удивляться, на какой тонкой грани балансирует все городское хозяйство. Хуже всего обстояло дело с ремонтом теплосетей. Город принял на баланс большую часть жилого фонда «Севернефтегаза», это еще Воронцов подписал с Лукояновым, а вот сети «повисли», все котельные остались нефтегазовскими, и тарифы на тепло устанавливала компания, о чем много и нудно ругались с Вайнбергом: мэрия считала, что тот дерет три шкуры, жжет дорогущий мазут, хотя рядом есть газопровод, и давно пора было перевести котельные на газ, потратиться слегка на три «отвода», и в этой ругачке как-то позабылись теплосети, большие километры закопанных в землю старых труб. Кто им хозяин? Компания полагала, что передала жилье вместе с трубами; мэрия же утверждала иное: ежели мы платим такие деньги за тепло, то извольте доставить его в дома, а детали, вроде ржавых труб, нам неинтересны. Короче говоря, за лето никто не озаботился ремонтом и опрессовкой, и с первыми холодами могли начаться неприятности. К тому же в бюджете текущего года просто не было строки на сетевой ремонт – им всегда занимались нефтяники, и теперь городу предстояло «ужиматься» по другим статьям.

Вел заседание председатель гордумы Соляник, хотя у комиссии был свой председатель – депутат Распопова, толстозадая вредная тетка по кличке «Мадам Двупопова», экономист из хозяйственного управления «СНГ», избранная в Думу по начальственной негласной разнарядке. Кротов удивлялся, кто позволил этой ведомственной бабе захватить власть над городским бюджетом: по его мнению, работников компании нельзя было и близко подпускать к городским деньгам. Он даже переговорил на эту тему с председателем Думы, тот покривился и махнул рукой: поздно, уже не исправишь. И вот сегодня Соляник решил прибрать лично к рукам «комиссионные» вожжи. То был явный знак, но знак чего? Предстояло вскорости узнать.

Докладывал Федоров, бубнил и шелестел бумагами. Соляник смотрел в стол и только изредка обводил глазами присутствующих. Распопова демонстративно глядела на стену, где висел любовно вырезанный в дереве городской красивый герб. От нечего делать Кротов пересчитал людей за столом: одиннадцать, и он лично знает только четверых, это плохо, это минус тебе, Сережа, да и четвертого, многодетного депутата с банальной фамилией Иванов, он знал только потому, что его часто показывали в местных теленовостях – говорящая куколка Лялина, лузги некая пассия, учредила над семьей Иванова нечто вроде творческого шефства и гнала «по ящику» еженедельно умилительные до оскомины репортажи.