– Мне трудно ответить так сразу. – Виктор Александрович уже испытывал раздражение от этого экзаменаторского напора и поневоле, чтобы не смотреть в глаза Берестову, перевел взгляд на сидевшего рядом Лунькова. Тот невозмутимо копался в сигаретной пачке, словно там, среди прочих, была какая-то особая сигарета, и именно ее он сейчас и выискивал.
– Вы позволите? – раздался за спиной голос Евсеева.
«Нет, не уволю, – еще раз решил Слесаренко. – Что за чутье у человека!» – подумал он, глядя на руки Евсеева, плавно размещавшего по столику квадратные стаканы с напитками. Троим досталось виски с кубиками льда, Берестову – вода без пузырьков; Слесаренко как-то сразу понял: вода, не водка и ни что другое.
– Что вообще читают в ваших пенатах, Виктор Александрович? – спросил поджарый.
– Из газет? – Слесаренко подумал немного. – «Аргументы и факты», немного «Комсомолку», а так больше местные газеты, городские. А вот областные и окружные в последнее время как-то... не очень
– «Коммерсант-дейли», «Независимая», «Сегодня», «Русский телеграф»?..
– Только элита, и то не всегда. Про «Телеграф» я и вовсе не слышал.
– Вот видите, Геннадий Аркадьевич! – Берестов вывернул руку ладошкой вверх, будто показывал нечто поджарому. – А «Труд», «Советская Россия», «Рабочая трибуна»?
– «Труд»? Пожалуй, да. Ну, «СовРоссия»... Но все равно – капля в море, один экземпляр на тысячу.
– А мы говорим о каком-то информационном пространстве!.. Журналы?
– Вообще никаких. Дорого и... неинтересно. Впрочем, я уверен, что и в Москве картина не многим лучше.
– А телевидение? – не унимался Берестов.
– Первая программа и вторая... Кое-где НТВ... И местные коммерческие телестудии.
– Есть областное?
– Телевидение? Формально есть, но практически нет. Тюмень уже почти не вещает на Север. А если и вещает, то мало кто смотрит.
– Как, по-вашему, Виктор Александрович, – мягко вклинился поджарый Геннадий Аркадьевич, – в чем причина создавшейся ситуации?
– Что не читают, не выписывают, не смотрят? – Слесаренко раздумывал: а не закурить ли ему за компанию с Луньковым. – Так просто не скажешь... Если мое собственное мнение, то... Мне кажется, людей сегодня интересует только то, что происходит с ними и рядом с ними: дома, на работе, в своем городе, в деревне. Как жить, как выживать? Ну, и большая политика, конечно. В смысле кремлевских поворотов, которые опять же отражаются на людях налоги, деноминация, пенсии... Ну, еще драки на самом верху. А все, что посередине – окружного, областного масштаба, даже районного, – неинтересно, только раздражает.
– Почему? – спросил Берестов.
– Все эти структуры людям... не нужны. Так люди думают. Просто огромная куча чиновников, которых приходится кормить. А пользы они, по мнению народа, не приносят никакой. Вообще мне представляется, что люди перестали жить... перестали ощущать себя в масштабах большой территории. Раньше как отвечали на вопрос: где живешь? «В Тюменской области». Сегодня гак не говорят. «В Тюмени, в Нижневартовске, в Надыме...». Про округа тоже никто не вспоминает. Остались город и страна.
– Если остались, – ехидно обронил Луньков.
– Другими словами, остались мэр и президент? – Берестов произнес это с нажимом, фиксируя фразу, как некий рубеж в разговоре.
– Можно сказать и так, – полусогласием ответил Слесаренко.
– Теперь, пожалуйста, о так называемых выборных органах: местные и областные Думы, Федеральное собрание. Каково отношение к ним?
– По большей части – никакое. Там сидят те же болтуны и бюрократы, сумевшие как-то обмануть народ на выборах. Таково общее, я бы сказал, бытовое мнение.
– А ваше собственное?
– Мое собственное? – Виктор Александрович позволил себе улыбнуться. – Боюсь, что оно мало чем отличается от бытового.
– Подытожим, – деловым тоном произнес Берестов. – Налицо полный – и моральный, и идеологический, и экономический – крах навязанной народу либерально-демократической модели государственного устройства по западному образцу. Пришедшая на волне демократии новая номенклатура не знает свой народ и не верит в него, рассматривает только как объект манипулирования, а свое участие во власти – как способ заработать деньги. Они циничны, тщеславны, жадны, склонны к блефу и предательству. Примеров тому за время их пребывания у государственного руля более чем достаточно. Вы с этими доводами согласны?
– Продолжайте, Иван Алексеевич, – сказал Слесаренко. – Я вас внимательно слушаю.
– Старая номенклатура, которая сегодня как бы ушла в тень, на вторые и третьи роли, на самом деле по-прежнему у власти и гораздо более многочисленна, чем новая. Это профессиональные управленцы, в большинстве своем добросовестные и ответственные, а по меркам «новых русских» – даже бескорыстные. Это патриоты, государственники, тяжело переживающие разрушение великой некогда страны. Я искренне надеюсь, что вы не обидитесь, когда я скажу, что отношу лично вас именно к этой, второй категории.
– Я не обижусь.
– Спасибо. Продолжим. Алексей Бонифатьевич, вы бы поменьше дымили, сударь...