Слой

Первым, что его поразило, было обилие мусора. На тротуарах валялось неимоверное количество оберток от мороженого, сигаретных пачек и еще чего-то неопределенного, во что и вглядываться не хотелось. Все это пожухло, запылилось, затопталось и склеилось в сплошной ковер. В этом мягком покрытии было что-то необычное, отличавшее его от простой грязи, и Костя, помучившись, наконец сообразил: бутылки. Вокруг было много пивных бутылок — целых, вполне годных к сдаче в приемный пункт. Никто их почему-то не собирал.

Прохожие напоминали жителей осажденного города. Бежать было поздно, прятаться — бесполезно, и все, что людям осталось, — это надеяться.

«Именно это они и делают», — догадался Константин. Они надеются. Надеются, что их не коснется — болезнь, зомбирование, проклятие, как называют они то, что сейчас происходит. Они хотят быть самими собой. А кто же тогда перекинутые? Разве он, Костя Роговцев, — это не он? Конечно, он. Но где же теперь учитель географии?

"Всего один процент, — сокрушенно подумал Костя. — По данным исследований — десять перекинутых на тысячу населения. Получается, что в Москве их уже сто тысяч. Каждый — со своей версией действительности, со своим 'пониманием «нормального мира».

Сто тысяч — тысяча сотен, перевернул цифру Константин. Огромная сила. В Народном Ополчении столько не было. Значит, та война по сравнению с этой — тьфу. Там — только разминка...

Он посмотрел на дома, на еще целые витрины, на фонарные столбы. Еще — не занятые.

Подойдя к метро, Костя наткнулся на связанные цепью турникеты. «По техническим причинам» — разъясняла картонная табличка. Пока не работали лишь отдельные станции. Пока начальство метрополитена считало нужным перед кем-то оправдываться, но на город уже надвигалось, как тень грозовой тучи, то, что Константин помнил по Родине. Она наступала — та реальность, которую он когда-то путал с этой. Закрытое метро, черный рынок, где бриллианты меняют на хлеб, мародерство и расстрелы на месте. И кучка идеалистов, попытавшихся навести хоть какой-то порядок, и Чрезвычайное Правительство, предложившее свое видение порядка — с колоннами, марширующими прямо на Колыму.

Нет, кажется, на Родине было иначе — сначала Правительство, потом Ополчение. Или одновременно... Это случилось так быстро, что никто не успел понять, где чья сторона. Нужно было срочно делиться и выбирать. Срочно становиться чьим-то другом и чьим-то врагом...

Обойдя мраморный павильон, Костя отыскал целый телефон-автомат и вытащил из-под манжеты мятый клочок. Сотовая связь пока действовала. В его слое мобильники замолчали первыми. А может, здесь еще просто не началось. Не началось по-настоящему.

— Алло, — сказала Людмила. Константин неожиданно засомневался, правильно ли он поступает.

— Костя? — угадала она.

— У тебя что, других абонентов нет?

— Главный мой абонент — это ты. Но я сейчас не могу...

— Людмила, как быть с Немаляевым?

— Попробуй сам. Его номер есть у Петра.

— Нельзя, — отрезал Константин. — По-моему, я и так выхожу у него из доверия.

— Тогда до вечера.

— В смысле? — спросил он, но Людмила уже отключилась.

Костя провел рукой по кнопкам и медленно опустил трубку. В животе булькнуло, и он вспомнил, что макароны так и остались в кастрюле. Повертев головой, он увидел возле магазина летнее открытое кафе и по диагонали пошел через площадь.

Время было раннее, часов девять, солнце еще жарило в полную силу, но народу становилось все меньше. Редкие машины держались подальше от тротуара и неслись, не глядя на сигналы светофора.

Мимо Константина, чуть не задев его крылом, промчался черный «БМВ». Костя показал машине кулак и кое-что добавил устно — не для них, для себя. «БМВ» сбавил скорость, и из заднего окна высунулся какой-то человек. Константин бросился на землю — через мгновение над ним прошла автоматная очередь. Стреляли так же, как он ругался, — не прицельно. Чтоб отвести душу.

Когда машина уехала, он поднялся и, отряхнувшись, преодолел вторую половину пути.

Кафе — белые столы и пестрые зонтики — переживало упадок. Пластмассовые стулья, сложенные один в другой, стояли сбоку, лишь в центре, хищно наклонившись над тарелкой, сидел бомжеватого вида субъект.

— Эй! — позвал Константин.

Бомж вздрогнул и что-то быстро проглотил.

Из сумрачного помещения выплыла усталая женщина в шелковом переднике.

— У вас покушать можно?

— Конечно. Сейчас я вас посажу... Где вам удобней?

— Не беспокойтесь, я сам. — Он подошел к неровной пирамиде и, выдернув верхний стул, поставил его к ближайшему столику.

— Вы с этими, на машинах, поосторожней, — сказала официантка. — Одного так и убили. Прямо на том месте, где вас...

— А милиция?

— А что милиция? Вон они все, за углом. Что вы будете?

— Сейчас...

Константину вдруг показалось, что он не взял с собой денег. Он потрогал карманы и, обнаружив там только мелочь, встал из-за стола.

— По затылку вроде не били, а тут на тебе, — виновато произнес он.

— Это поправимо, — сказала официантка. — Если не спешите, можете сходить за угол. Там по пятьдесят рублей дают, как раз на шашлык и колу.

— А что за углом? — поинтересовался Костя.