Слой Ноль

— Где учишься? — выдавил Виктор и сам разочаровался. Он-то считал себя не таким примитивным.

— Филфак МГУ, — ответила девушка.

«Филфак» она произнесла весьма отчетливо, даже специально выделила «фак» — не иначе выясняла уровень его интеллекта. Мухин понял, что если пошутит над этим «факом», то с Женей можно будет сразу попрощаться.

Он почтительно тряхнул головой и закинул стандартный крючочек:

— Ты, наверное, там одна такая... На филфаке.

— Какая?

— Да нет, не на филфаке, а во всем университете, — невозмутимо продолжал Виктор.

— Ну какая «такая»?

«Красивая», — мелькнула в мозгу одна из версий, но Мухин решил, что с банальностями надо завязывать.

— Адекватная, — простецки ответил он. — У всез ваших стеклянные глаза, а в них — замурованный портрет Достоевского. А ты живая.

— Бедный Федор Михалыч... превратили его штамп, — сказала Женя, но уже без скуки, с явным интересом.

— Ну хорошо, не Достоевский. Пруст, Кортаса Павич... что там еще у них замуровано?

По реакции он понял, что впечатление произвести удалось.

«Рано млеешь, девочка, — подумал он самодовольно. — Я ведь еще и не начинал».

Виктор невзначай тронул карман — деньги у него были.

— Зайдем в «Макдоналдс»?

— Куда-куда? — испуганно спросила Женя. Они как раз поравнялись с «Маком», и Мухин увидел, что никакой это не «Мак». В витрине стоял большой пластмассовый «Ту-134», на крыше громоздился грубоватый щит с призывом летать самолетами Аэрофлота, а на стеклянной двери висело уведомление: «Продажа билетов осуществляется при наличии билетов». Неоновый «SAMSUNG» пропал, привычной рекламы кока-колы на другой стороне тоже не было.

— Ну, так мы про мороженое... — вывернулся Виктор. — Тут рядом кафе-мороженое есть, за углом, на...

Он вдруг осознал, что не может вспомнить, как называется Тверская. Вернее, называется ли она в этом слое Тверской или по-прежнему — Горького.

— Тут недалеко, — сказал он.

— Давай лучше посидим, — предложила Женя.

Народу на площади было немного — фонтан не работал, а без него вроде бы и лавочки теряли смысл. Зажиточная пенсионерка попивала из горлышка зеленый «Тархун», два старика играли в шахматы, еще несколько человек боролись с выгибающимися на ветру газетами. Одна скамейка была полностью занята цветастой цыганской семьей.

Женя собралась присесть, но Виктор ее остановил и, Достав носовой платок, смел с лавки пыль. Девушка даже растерялась. «Она мною восхищена», — сказал себе Мухин.

Минут десять болтали о кино. Виктор извлекал из памяти подростка местные премьеры, в основном на военно-патриотическую тему, и доказывал Жене, что западный кинематограф в отличие от музыки давно погиб. Текст из Мухина так и пер — и все не какой-нибудь, а высокоинтеллектуальный, с развернутыми цитатами. Виктор чувствовал, что еще немного, и девушка попросится замуж, поэтому, когда на площади появились трое угрюмых парней, он не смог сдержать улыбки. После гибкости ума было бы уместно продемонстрировать силу тела — и можно вести Женечку к широкой родительской постели.

Парням было лет по пятнадцать, типичная шпана: слегка приблатненная, слегка нетрезвая, как всегда, без денег и с диким самомнением. Они по-хозяйски оглядели лавочки и направились прямо к Мухину.

Виктор загодя встал — ничего, от него не убудет. Ясно же, что им не время надо узнать и не библиотеку найти Некрасовскую. Они этого и не скрывали, наоборот, еще метров за десять набычились и оттопырили локти — якобы у них там мышцы и все такое...

Мухин посмотрел на свой впалый живот и неожиданно вспомнил, что джинсы с передним карманом он надел не случайно — там была хоккейная «ракушка». И еще он понял, что он не справится. Ребята были подвижные, коренастые, с богатым опытом дворовых разборок, а он... Он был натуральный ботаник. И даже если они предложат драться по-честному, один на один, — он все равно проиграет. Убить его, конечно, не убьют, но мордой по газону повозят. Прощай, Женечка... И острые груди, и дрожащие пальчики — прощайте тоже. Рано тебе, Витюша, насчет женщин соображать. Сиди дома, учи уроки...

Подойдя к пенсионерке, Мухин извинился и забрал у нее недопитую бутылку. Затем выплеснул остатки «Тархуна» на асфальт и, взяв бутылку за горлышко, расколол ее о чугунную ножку скамейки. Едва ли это могло что-то изменить, но Женю он по крайней мере отдаст не задаром.

— А ты герой, — молвила девушка. Она раскрыла сумку и, бросив тетрадки на лавочку, вытащила тонкую никелированную цепь. — Свое надо иметь, — назидательно сказала она.

Женя встала рядом и просунула руку в широкую кожаную петлю. К другому концу полуметровой цепочки был припаян крупный рыболовный тройник. Каленая «кошка», отливая черным, болталась у самой земли. Виктор заметил, что девушка специально чуть покачивает кистью — так было гораздо страшнее.

— Прямо «Колодец и маятник», — проговорил он.

— Ты читаешь По?..