Против такого довода у меня возражений не нашлось. Не прошло и трех часов, как накормленные дети – и мой, и соседские – засели смотреть мультики, а мы с Катериной устроились в нашей с Никитой комнате и взялись сплетничать.
Я рассказала Катьке все, что знала и что помнила. Она поделилась со мной новостями из жизни завода и соседей по общежитию. Потом вдруг вспомнила что-то и резко погрустнела.
– Что случилось, Кать? – встревожилась я.
– Ох, Тиночка, я ж и запамятовала совсем! Не знаю я, как у тебя с работой сложится.
– А что такое? – у меня похолодело внутри. Нет-нет! Я не могу остаться без работы!
– Так библиотеку-то заводскую полностью на баланс города передали. Не наша она теперь...
Спалось мне после таких новостей очень неспокойно.
На следующее утро, оставив Никитку под присмотром Кати, я помчалась в библиотеку.
– Привет, Тина, – заведующая читальным залом поймала меня прямо на ступеньках. – Ступай сразу к заведующей. Она тебя уже неделю дожидается, нервничает.
– Хорошо, спасибо.
Я, как была, в полушубке из искусственного меха, в зимних сапогах поднялась на третий этаж и постучала в знакомую дверь.
– Входите! О-о, Алевтина! Ну, наконец-то! – воскликнула женщина без особой, впрочем, радости. – Иди сюда, присядь к столу. Боюсь, милая, у меня для тебя плохие новости...
Соседка, Катя, не ошиблась. Неприятности не ходят по одной. Мало мне было аварии и частичной потери памяти? Судьба досыпала бед.
– Нет у нас больше компьютеров. Они на балансе завода числились, вот завод их и забрал. Так что осталась ты, Алевтина, без места, – сообщила мне заведующая библиотекой, как только я присела на предложенный стул.
– Но как? Меня не имеют права сокращать! Я – мать-одиночка! – попыталась возразить я. – Придется мне в комитет по защите прав трудящихся обращаться!
– Обращайся, кто ж тебе запретит, – устало вздохнула женщина. – Только пойми: я тебе не враг, а рабочее место твое не сокращено, а расформировано. Так что, боюсь, тебе не в комитет, а на биржу по безработице предстоит идти.
– А больничный? Кто мне его оплатит?
– А вот больничный отнесешь в заводской отдел кадров. Там все и решат. Ступай, Алевтина, и вещи свои забрать не забудь, у тебя же тут что-то оставалось?
– Да… заберу...
Сложив несколько папок с распечатками, кружку, флешки и диски в большой пакет, я вышла из библиотеки, понимая, что больше сюда уже не вернусь.
Поход в отдел кадров комбината шелковых тканей подтвердил мои опасения. Больничный лист у меня приняли и пообещали оплатить, и это была единственная хорошая новость в этот день. Мне предложили ознакомиться с приказом об упразднении рабочего места, я расписалась в том, что с причиной увольнения ознакомлена, и уже собиралась уходить, когда начальница отдела кадров добила меня брошенной вслед фразой:
– Кстати, Сербова! Вы же у нас в общежитии живете?
– Да… – у меня от нехорошего предчувствия что-то сжалось в груди.
– А теперь вы у нас уже не работаете, так что комнату в общежитии придется освободить.
Я встала у порога, держась за дверную ручку и медленно обернулась к этой пожилой тетке со старомодной прической-«ракушкой» на голове. Встретилась с ее непреклонным взглядом. Поняла: спорить – бесполезно. Обреченно спросила только об одном:
– Когда?
– А это уже с комендантом решите.
– Понятно.
Я вышла из кабинета начальницы. Держась за стенку, дошла до выхода из здания заводской администрации, прислонилась спиной к стеклянной стене и медленно сползла по ней, опустилась на корточки. Сил плакать, кричать, ругаться – не было. Отчаяние накрыло меня темной волной, лишая зрения и слуха.
Как? Вот как такое могло случиться?!
В один день я осталась без жилья и без работы!
И ладно бы, я была одна… справилась бы! Но у меня ребенок! Куда я с ним? Где он будет спать? Чем я его буду кормить?
Страх перед будущим впервые оказался сильнее моего природного оптимизма. Ситуация выглядела настолько плачевной и безвыходной, что на миг появилось желание сделать с собой что-то нехорошее…
Нет-нет! Я тут же отогнала от себя идиотскую мысль. Ни за что! Я не оставлю сына одного!
Правда, теперь у него есть отец и дед… И деду, Родиону Зиновьевичу, я даже собиралась позвонить. Наверное, пора. Он предлагал помощь – единственный во всем мире. Возможно, не откажется от своих слов.
Я уцепилась за эту мысль, как за спасительную соломинку. Встала, пошла в общежитие с единственным желанием: поскорее увидеть сына, убедиться, что с моим Китенком все хорошо. А потом – позвонить Плетневу-старшему и рассказать ему, в какой безнадежной ситуации мы с сыном оказались.
Как назло, комендант общежития встретилась мне прямо у стойки вахтера: словно нарочно поджидала.
– Ну что, Алевтина, побывала в отделе кадров? Новости знаешь? – остановила она меня вопросом в лоб.
– Знаю. Надеюсь, прямо сегодня вы нас с ребенком на улицу не выгоните? – ощетинилась я.
– Ты изверга-то из меня не делай! Сегодня вторник. До пятницы даю тебе время. Как раз у тебя до конца марта было оплачено. Там и съедешь.
– И на том спасибо. – Я выдохнула: три дня – все же лучше, чем ничего. – Так я пойду?