Сломанная кукла

– Не хочу жить с папой! Хочу с тобой! – сын требовательно и обиженно выпятил нижнюю губу, поднял бровки домиком.

– Я тоже очень хочу жить с тобой, мой родной, но пока придется потерпеть…

– Не хочу терпеть!.. – выпяченная нижняя губа сына задрожала, на ресничках показались слезы.

– Иди ко мне, Китенок. Я обниму тебя крепко-крепко!

Сын подбежал, влез ко мне на руки, вжался в меня изо всех сил, обхватил, как мог, мою талию маленькими ручками:

– Я не поеду с папой!

...и тут раздался звонок в дверь.

А вот и Плетнев.

Не заставил себя долго ждать, явился ровно к полудню, как и собирался. 

– Мам, не открывай! – сын повис на мне, не давая встать с дивана.

– Мы должны открыть, Никита. 

– Нет! Не должны!

– Если не откроем, то придут чужие дяди и вскроют замок.

Не спуская сына с рук, я пошла в прихожую, отворила дверь.

Плетнев вошел, впился взглядом в зареванное личико сына.

– П… п… и-и-привет, Никитка, – произнес, почему-то заикаясь. – Зд… зы-дравствуй, Алевтина.

30. Зиновий

Дом, в котором сняла квартиру Алевтина, выглядел немногим лучше той рабочей общаги, в которой они с Никитой жили до сих пор. От своего адвоката я узнал, что Тина осталась без работы и без жилья. Это было нам на руку: лишний аргумент для суда. Доказательство, что женщина не способна как следует позаботиться о ребенке.

Я поднимался на верхний третий этаж по скрипучей деревянной лестнице с облезлыми ступенями, которые не красили, наверное, уже лет пять. Шел и думал, что и как сказать, чтобы убедить сына поехать со мной. Чтобы он согласился, что жить с папой ему будет лучше. 

Готовился к тому, что Алевтина будет проклинать меня, настраивать ребенка против…

К чему я не был готов, так это к тому, что, ступив через порог, увижу слезы и испуг на лице ребенка и молчаливую боль в темных глазах его матери…

Горло от волнения сжало спазмом. Я пару раз сглотнул, пытаясь прогнать колючий ком. Вдохнул, чтобы поздороваться и неожиданно споткнулся на первом же звуке.

– П… п… – чертово заикание! Как же не вовремя оно вернулось! Не думал, что голос подведет меня в такой момент… – и и-привет, сынок, – через силу просипел я. – Зд… зы-дравствуй, Алевтина.

Мне не ответили – ни один, ни вторая. 

– Проходи. – Тина кивнула в сторону комнаты. 

Я огляделся, прикидывая, куда можно поставить уличную обувь.

– Можешь не разуваться, – дернула плечом хозяйка дома. – Внести в нашу с Никитой жизнь разрухи больше, чем ты это уже сделал, у тебя все равно не получится. 

– Не начинай, э-э-Тина… Ды-давай обойдемся без скандалов. – Переговорщик из меня сегодня был никакой. 

Горло продолжало сжиматься и саднить. В душу закрались сомнения: а как я справлюсь с Никитой, если он будет рыдать всю дорогу? Ну почему я не догадался взять с собой в Агранск какую-нибудь женщину, имеющую опыт работы с детьми? Няню или психолога… мне же часов семь за рулем сидеть!

– Толку-то скандалить… – Тина вздохнула надрывно. Погладила по спинке приникшего к ней Никиту: – Сынок, поздороваешься с папой?

Ребенок молча дернул головой. Он отказывался даже смотреть на меня. 

– Наверное, уже наговорила ему п… про меня гадостей? – я вдруг подумал, что Алевтина могла напоследок подложить мне большую свинью!

– Я что – враг своему ребенку? – женщина презрительно скривила губы, окинула меня враждебным взглядом. – Ему и так непросто будет в чужом доме, с чужими людьми…

– Я Никите не чужой! – упрек женщины ударил в самое больное место. 

Да! Я провел с сыном не так уж мало времени, когда он лежал в московской клинике. Мы даже успели неплохо сдружиться. Но с тех пор прошло больше месяца. И в последний раз мы расстались с мелким не очень хорошо…

– Но и родным ты ему не успел стать, Плетнев, – припечатала Алевтина. Присела обессиленно на диван, вздохнула устало: – Может, передумаешь?

– Прости, но я не понимаю, о чем ты?

– Не разлучай нас с Никитой, Зиновий! Ты же видишь: Кит этого не хочет! Давай мы с ним переедем в Москву. Я найду работу, буду снимать квартиру. Вы сможете видеться, когда ты захочешь!

– Исключено! Ты не способна позаботиться о ребенке…

– Так помоги мне!

– Раньше надо было договариваться, Тина! Теперь поздно. Я уже сказал: видеться вам разрешу, но жить сын будет со мной!

Огонек надежды в глазах Алевтины погас. Плечи поникли. Она покачала головой. 

– Что ж. Чемодан и сумка в прихожей. Отнеси в машину. Я пока одену Никиту. Китенок, давай одеваться. Пора вам с папой ехать. 

– Нет! – мальчишка вцепился в мать, как клещ, зажмурил глазенки, словно не желая видеть меня. 

– Сын! Ты же говорил, что тебе понравилось кататься с папой на его большой машине. Ты не хочешь кататься?

– Нет!.. – из глаз ребенка хлынули слезы.

Я замер посреди комнаты, не зная, что говорить и что делать. Мне хотелось утешить Никиту, рассказать ему, что я его люблю, что буду заботиться о нем не меньше матери… вот только сын упрямо отказывался видеть и слышать меня. 

– Сумки унеси! – Тина властно кивнула в сторону прихожей, и я молча пошел туда, на ходу раздумывая, как и чем утешить мальчишку. Ничего путного в голову не приходило.