Когда вернулся, обнаружил, что Алевтине удалось каким-то образом надеть на сына комбинезон и ботиночки. Она как раз застегивала на нем кофточку.
– Ну вот! Видишь, какой ты молодец, сынок! Уже почти оделся… – заметил я с облегчением.
Тина сжала зубы и не стала никак комментировать мои слова.
– Вот сейчас еще шапку наденем и курточку, – ворковала она над сыном. – Ты мой умничка! Мой смелый мальчик! Ты просто поживешь у папы всего пару денечков, а потом мама приедет и будет приходить к тебе каждый-каждый день!
Я открыл рот, чтобы сказать, что каждый день – это слишком… и тут же закрыл его. Пусть так! Пусть уговаривает, придумывает, сочиняет то, чего никогда не будет, лишь бы Никита не рыдал, не цеплялся за мать и согласился сесть в машину!
Закончив одевать и застегивать ребенка, Тина накинула легкую куртку прямо поверх домашнего халата, повесила на левую руку пару пакетов и, как была, в тапочках на босу ногу, подхватила Никиту на руки.
– Сейчас мы с тобой спустимся, – приговаривала женщина, полностью игнорируя мое присутствие, – ты сядешь в удобное кресло, и будешь смотреть в окошко!
Никита угрюмо молчал. Не сопротивлялся и позволял вертеть себя, как куклу. Похоже, теперь он разозлился и на Алевтину.
Мы спустились во двор. Я распахнул заднюю дверцу, потянулся было за Никитой, но Тина оттолкнула плечом мою руку, буркнула сквозь зубы:
– Не лезь!
Я отступил. Смысла спорить и ругаться не было. Главное – сын уже в машине, все идет по плану. Еще пара минут, и мы отправимся в путь.
Алевтина усадила и пристегнула Никитку, обняла крепко и что-то прошептала на ушко. Выпрямилась, обернулась, сунула мне в руки те самые пакеты:
– Держи. В одном – еда для Никиты, во втором – запасные вещи, сухие и влажные салфетки...
– Зачем вещи? – не понял я. – В сумках же все есть.
– Затем, что это ребенок, Плетнев! Мало ли – испачкается в дороге сильно!
– У меня в машине пачкаться нечем! – я неохотно забрал пакеты, перегнулся через мальчишку, который по-прежнему молчал и ни на кого не смотрел, бросил их на заднее сидение. – Ну все, сынок. Нам пора.
Так и не дождавшись ответа, захлопнул дверцу, еще раз глянул на Тину. Нужно было что-то сказать напоследок, но что?..
Тина не стала ждать, когда я соберусь с мыслями.
– Береги моего сына, Плетнев! Если с ним что-то случится… засужу тебя. Жизнь положу на это, но добьюсь, чтобы ты получил по заслугам! – в глазах женщины было столько ненависти и презрения, что я внутренне содрогнулся.
– Сп… сы-ы-пасибо за напутствие, – дернул уголком рта, морщась оттого, что снова не могу говорить без запинок, и пошел за руль.
Не пожелала мать моего ребенка расстаться по-хорошему? Так тому и быть. Переживу.
Я вставил ключ, щелкнул зажиганием. Не остывший мотор завелся легко, с пол-оборота. Мой джип плавно тронулся с места.
Ну вот, сынок. Теперь ты будешь со мной, пока не вырастешь!
Никита молчал, пока мы ехали по городу. Молчал первые полчаса, когда выехали на трассу. Потом начал тихонько ныть и поскуливать.
– Сынок, что случилось? – останавливаться не хотелось, мы и так выехали позже, чем я рассчитывал.
Никита не ответил. Только гудеть стал громче. Нудно, не открывая рта.
– Сын, пожалуйста, перестань. Все же хорошо, – я глянул на мелкого в зеркало заднего вида.
Он сидел, опустив голову, и заглянуть ему в лицо мне не удалось.
Вновь перевел взгляд на дорогу и решил попытаться сделать вид, будто ничего особенного не происходит. Не тут-то было! Мелкий начал всхлипывать, потом перешел на рыдания в голос. Я все еще надеялся, что сумею уговорить его успокоиться, не останавливая автомобиль.
– Тебе, наверное, скучно, Никит? Давай я тебе песенку включу? Какие песенки ты любишь? – я ткнул пальцем в кнопку магнитолы, попереключал каналы.
Детских песен в эфире не было. На шансон сын не среагировал, на какой-то эстрадный концерт – тоже. Хуже того! Мальчишка, похоже, задался целью перекричать колонки и стал реветь еще громче, ерзать в своем креслице, пытаясь освободиться от удерживающего его ремня безопасности.
– Никита, осторожно! Сиди тихо! Мы же быстро едем!
Рев в ответ.
– Сынок, ну п… пожалуйста, пы-потерпи!
Никита вдруг громко икнул, потом раздались какие-то странные звуки… я оглянулся, и обнаружил, что ребенка вырвало. По салону растекся кислый запах блевотины…
– А-а-писец! Сын! Тебе пы-плохо?!
Я поспешно снизил скорость, съехал на обочину, выскочил из машины и открыл заднюю дверцу. Сын не ревел. Молчал и икал. На лице у него был написан испуг.
Стыдно признаться, но я был испуган не меньше.
Что с ребенком? Он заболел?!
Как могла Алевтина отпустить его в дорогу, даже не предупредив меня, что мелкий чувствует себя плохо?!
– Никита, ты только не бойся. Сейчас пы-папа поможет! – я бросился отстегивать мелкого от креслица. – Переоденем тебя, все тут вытрем и позвоним маме, спросим, что делать!
Только произнеся эти слова вслух, я осознал, что собрался звонить Тине! Но кто лучше матери сможет понять, что случилось с ребенком? И заодно расспрошу, чем она кормила пацаненка – мог ли он отравиться несвежей едой?