Сломанная кукла

Мне хотелось избавить ребенка от испачканной куртки и штанишек как можно скорее, но сделать это оказалось совсем не просто! Под кнопками на запачканной куртке обнаружилась молния. В пояс джинсов оказался втянут шнурок, завязанный на бантик, который в моих неловких пальцах тут же превратился в тугой узел. 

Никита напряженно сопел, икал и молчал, никак мне не помогая. 

Наконец, штаны и куртка были сняты. Я бросил их под ноги, в пыль: потом засуну в пакет, а когда доберемся до Москвы – отвезу в химчистку.

На мое счастье, среди запасных вещей нашлись и запасные джинсы, и вторая курточка. Еще с десяток минут я потратил на то, чтобы натянуть их на ребенка. Потом из того же пакета достал влажные салфетки, взялся оттирать ими руки и лицо сына. Одновременно набрал номер Алевтины. Она не ответила ни на первый звонок, ни на второй. Словно вдруг взяла и исчезла! Вот куда она могла подеваться так некстати?!

С третьего раза дозвониться все же удалось. 

– Что случилось, Плетнев? – не здороваясь, потребовала ответа Тина. 

Никита заерзал, завертел головой, услышав ее голос по громкой связи. 

– Никиту вырвало. Он мог чем-нибудь отравиться вчера или сегодня утром? Или, может, заболел? 

– Отравиться не мог. Мы с ним все свежее ели. Одно и то же. 

– Значит, заболел?

– С утра был здоров. 

– Тогда откуда рвота?! – не выдержал, прикрикнул я, возмущенный нарочито спокойным тоном женщины.

Это что – она уже не беспокоится о сыне?! Отдала и тут же перестала думать о его здоровье?

– Он плакал?

– Да. Очень долго и очень громко. – Признавать, что я не смог справиться с детской истерикой, не хотелось, но мне слишком важно было получить хоть какую-то подсказку.

Алевтина жадничать не стала.

– Тогда не удивительно, что Никита докричался до рвоты. С детьми такое случается, Плетнев. Кстати, и температура могла подняться. А тут еще, наверное, и укачало…

– И что мне теперь прикажешь делать?

– Переодень…

– Уже!

– Вынь из машины, возьми на руки и походи по улице. Дай ребенку отдышаться. В идеале – уснуть. Потом уложишь обратно в креслице и сможешь ехать дальше. 

– А покормить? Я планировал через час сделать остановку… – я по-прежнему заикался на букве «п» и ничего не мог с этим поделать, от этого нервничал еще больше.

– Покормишь, когда проснется. – Тина предпочла сделать вид, что не замечает моего «пыканья», и в глубине души я даже был ей за этой признателен. 

– Значит, к врачу не надо?

– Не думаю. Вот если и вечером будет рвота, тогда точно придется показаться педиатру…

– Ладно. Понял. И спасибо, что объяснила все. 

– Я это делаю ради сына, Зиновий. А свои благодарности знаешь, куда можешь себе засунуть?!

– Не надо при сыне… он же слышит. 

– Тогда отбой. – По салону разнеслись короткие гудки прерванной связи. 

– Мама?.. – Никита снова пару раз оглянулся, убедился, что Алевтины рядом нет и собрался заплакать. 

– Нет-нет-нет! Только не надо больше слез, мой хороший! – я схватил его на руки, вынес из машины, начал расхаживать взад-вперед вдоль обочины, пытаясь отвлечь мальчишку. 

Прошло не меньше получаса, прежде чем сын немного успокоился и уснул, обессиленно уронив головку мне на плечо. Я тоже чувствовал себя вымотанным до предела. Даже занятия на тренажерах не утомляли так, как получасовая ходьба с четырехлетним ребенком на руках! 

Я уложил Никиту на свободную часть заднего сидения. Отстегнул креслице и перенес его вперед, на пассажирское сидение. Потом переложил сына в креслице и взялся оттирать влажными салфетками спинку своего кресла и отмывать коврик. На чистку автомобиля ушло еще полчаса. Никита спал. Я наконец-то опять сел за руль. 

«Хоть бы сын поспал часа четыре!» – взмолился мысленно и тут же сообразил, что не знаю, сколько ребенок должен спать днем в норме…

Аррр… как же я не догадался спросить об этом у Алевтины, когда звонил ей? И что – перезванивать снова? А вдруг сына разбужу? И даже в вайбер или в вотсап ей не напишешь: видел я ее старый кнопочный телефон. Какие там к черту мессенджеры!..

* * *

Никита почти оправдал мои ожидания: он проспал около трех часов. Зато его пробуждение было эпичным. Я смотрел на дорогу и пропустил момент, когда ребенок открыл глаза. 

– Пи-и-и-сить!

Неожиданный громкий детский вопль заставил меня вздрогнуть. Как я сумел не бросить газ и руль – ума не приложу. Как назло, мы шли по огороженному высокими отбойниками автобану: остановиться было негде. Совсем негде. 

– Сейчас-сейчас, сынок! Вот проедем до конца забора…

– А-а-а!.. – под Никитой стала растекаться и впитываться в креслице лужица. Его джинсы промокли даже спереди. 

Мальчуган продолжал орать – то ли от испуга, что описался, то ли оттого, что ему стало мокро и некомфортно.

Постойте! Но разве четырехлетние дети писаются?..

– Что ж ты не дотерпел, сын? – огороженный участок автострады, наконец, кончился.

Я поспешно съехал на обочину, остановил джип, выскочил из машины, обежал ее и открыл дверцу со стороны ребенка. Потом понял, что сначала нужно было заглянуть в пакет с запасной одежкой: вдруг переодевать мелкого больше не во что?