Сломанная кукла

У меня к Плетневу счетов больше не было. Тем более теперь, когда он дал понять, что я снова смогу называть Китенка своим сыном на законных основаниях. 

Но пообещать мужчине свою любовь я пока не могла. Преданность – да. Заботу – тоже да. Готовность быть рядом, поддержку, понимание, даже секс. Но любовь? Может, я не знаю, что это такое, и потому не готова заявлять о ней вот так, напрямую?

– Я позвоню Гольштейну утром, Зин. Спасибо тебе. – Ответила я совсем не то, чего ждал Плетнев. 

Он устало и разочарованно выдохнул, не открывая глаз. Его сжатый кулак под моей ладонью обмяк, не пытаясь отозваться на мое пожатие. 

– Когда будешь уходить, попроси медсестру зайти ко мне, Аля, – едва слышно шепнул он и замолк, давая понять, что наш разговор закончен.

– Я еще приду, Зин, – пообещала я, вставая с табурета. 

Плетнев не ответил.

Я поспешила выйти и пригласить к нему медсестру.

Добираясь из госпиталя МЧС в клинику, где лежал Китенок, я напряженно размышляла. Мне было ясно: даже если бы я призналась Зиновию в любви, это не слишком помогло бы делу. Через день-два он начал бы сомневаться в моих словах, начал бы снова погружаться в мрачные мысли и впадать в тоску. 

Родион Зиновьевич, который общался с ожоговыми хирургами на правах самого близкого родственника, рассказал, что Зиновию предстоит пара операций по пересадке кожи.  По-другому его ожоги не заживут. 

А это значит, что Зин проведет в клинике не один месяц, и все это время будет оторван от дома, от сына, от любимого дела. Коротких встреч по две-три минуты раз-другой в неделю с Родионом Зиновьевичем и со мной точно не хватит, чтобы тоска и ощущение ненужности ушли из его сердца. 

И чем яснее я этого понимала, тем четче становился мой план. 

Я знаю, как вытянуть Зиновия из хандры. И мне это вполне по силам!

* * *

Адвокату, номер которого мне дал Плетнев, я позвонила на следующее утро. Узнав, что и сам Зиновий, и мы с Никитой лежим в больнице, тот согласился приехать и встретиться со мной в больничном кафе. 

Оставив сына под присмотром в игровой комнате, я спустилась в это кафе, увидела за одним из столиков грузного мужчину. Узнала его сразу: он был единственным посетителем, явно не вписывающимся в обстановку – грузный, в деловом костюме, с папкой для документов на коленях. 

Подошла:

– Юрий Ильич?

– Он самый! – мужчина вальяжно откинулся на спинку скрипнувшего под его немалым весом стула. – Значит, вот вы какая, Алевтина Сербова. 

– Может, перейдем к делу? – не желая обсуждать свою внешность и выслушивать комплименты или, наоборот, критику, предложила я.

– Что ж, к делу – так к делу. Вот, ознакомьтесь. 

Адвокат подал мне несколько листов в файлике. Я присела напротив него, достала бумаги и начала изучать. Чем дальше читала – тем труднее мне становилось скрывать свое удивление от цепкого взгляда законника. 

Плетнев действовал с размахом! Похоже, по-другому у него уже просто не получалось.

Судя по представленным мне бумагам, Зиновий переписал на меня свою квартиру в какой-то престижной новостройке. Открыл валютный счет на имя Никиты, куда положил такую сумму, которой хватило бы на три приличных квартиры в Агранске, и назначил меня распорядителем этого счета до совершеннолетия нашего сына. 

Заметив, что я закончила читать и просто сижу, глядя в одну точку, адвокат объявил:

– Алевтина! Чтобы все эти документы вступили в действие, не хватает одной лишь малости!

– Какой? – я моргнула, очнулась, вспомнила, что сижу в больничном кафе. Но поверить в реальность происходящего все равно пока не могла. 

– Вашей подписи. Будете подписывать? – Юрий Ильич вынул из папки ручку, положил на столешницу и аккуратно, почти вкрадчиво, пододвинул ко мне.

Я смотрела на ручку, как на гремучую змею. Казалось, возьмусь за нее – и она меня укусит, отравит смертельным ядом. Потому что… ну не может все это происходить в действительности! Зачем Плетневу давать мне возможность не зависеть от него? Да вообще ни от кого не зависеть! 

– Алевтина, – снова окликнул меня адвокат. 

– Погодите. Дайте осознать…не могу поверить, что Зин сделал это… – не в силах молчать, призналась я. 

– Он даже больше сделал! Прочтите еще вот это, – мужчина подал мне еще один файлик. 

Я ознакомилась с очередной пачкой документов. Это был полностью готовый комплект справок, свидетельств и грамотно составленный иск в суд о восстановлении моих родительских прав.

– Здесь тоже не хватает ваших подписей, – с какой-то немного хищной улыбкой объявил адвокат. – Ну же, госпожа Сербова! Разве вы не этого хотели? Не для этого устроились в дом Зиновия Плетнева домработницей? Надо сказать, очень продуманный ход! 

Что?! Гольштейн считает, что я нарочно приехала к Плетневу и попросилась на работу, чтобы соблазнить его и… 

… да как он смеет?!

Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы высказать толстяку все, что думаю о его грязных домыслах – и тут же медленно выдохнула. 

Считает меня стервой? А пусть! Не его это дело!