Сломанная марионетка (ЛП)

Меня удочерили. Вся моя жизнь была ложью. Я ошибалась. Не могу никому доверять. Я могу доверять только Дэвилу. Дэвил. Его лицо всплывает в моей голове, но вместо того, чтобы успокоить меня, оно вызывает еще одну порцию слез.

— Так что я облегчу тебе задачу и расскажу о большом фейерверке! — кричит Лукан, истерически смеясь. Наклонившись, я делаю паузу, и только мое тяжелое дыхание нарушает тишину.

— Ты...

Раздается выстрел, и Лукан вскрикивает, его рука отрывется от моего рта, и он падает на землю.

Я замираю, в моих ушах гудят помехи от выстрела.

Боль.

Злость.

Ярость.

Ярость.

Ярость.

Внутри меня поднимается жар, когда я обдумываю происходящее. Его прикосновения, когда я была ребенком. Что он заставлял меня делать с Брэнтли. И что он заставил Брэнтли сделать со мной в детстве.

— Остановись! — кричу я, немигающими глазами смотря на машину передо мной.

Тишина.

Медленно оборачиваюсь, замечая, что Бишоп рядом со мной, сидит на корточках рядом с Луканом, истекающим кровью на дороге.

Я смотрю на Лукана, наклонив голову. Улыбаясь, шепчу:

— Видя твою боль, я успокаиваю свой гнев.

Лукан смотрит мне прямо в глаза.

— Я буду жить в твоих воспоминаниях, Сильвер. Навсегда.

Сжав челюсть, наклоняюсь к Бишопу, поднося руку к его ботинку. Чувствую, как он поднимает руку к тому месту, где, как я знаю, он держит нож. Чувствую, как он замирает, понимая, что я собираюсь сделать, но прежде чем он успевает остановить меня — если он собирался остановить меня — отстегиваю кобуру и достаю большой охотничий нож, затем медленно поднимаю его в воздух. Глаза Лукана медленно следуют за ним.

— Видишь это? — Провожу указательным пальцем по тупой стороне ножа. — Это нож для выживания «Fallkniven A1Pro». — Я ухмыляюсь, любуясь тем, как мальчики — за исключением Бишопа, он все еще сидит на корточках рядом со мной — смотрят на меня с благоговением, или страхом, или сочетанием того и другого, и все они стоят позади меня. Они прикрывают мою спину, но мне это не нужно. Вонзаю нож в область таза Лукана, пока не чувствую, как его кости хрустят о лезвие. Он кричит громким, леденящим душу криком, его спина выгибается, а по лицу текут слезы.

Я наклоняюсь к его уху, провожу губами по мочке, как он сделал это со мной совсем недавно. Чувствуя, как его кровь растекается по моей руке, я ухмыляюсь и шепчу:

— Знаешь, раз уж ты любишь театральность... этот нож — нож для выживания. — Обвожу лезвие, моя рука липкая от его крови. Она покрывает мой гнев, успокаивая его, как пакет со льдом на ожог. Заглушая боль.

Вытаскивая нож, я отступаю назад, обеими руками обхватывая лезвие, готовая вонзить его в его голову. Это нужно, чтобы окончательно погасить ожог, который у меня внутри. Жжение ослабевает лишь на время, когда появляется Брэнтли, выхватывает нож из моей руки и вонзает его прямо между глаз Лукана. Кровь брызжет на меня, привкус меди перебивает все вкусовые рецепторы во рту.

Брэнтли кричит, вены выступают на его шее, глаза почти вылезают из орбит. В нем есть гнев; я была права. У него такой же гнев, как и у меня, если не больше, потому что Лукан был его отцом.

Мое дыхание замедляется, и когда голова Лукана падает набок, — его смерть смердит в воздухе, — я прижимаюсь к Бишопу, моя голова покоится на его плече.

Он обхватывает меня, целует в макушку, пока Брэнтли вытаскивает нож из отца и снова вонзает его в него. И снова. И снова. Я вздрагиваю, уткнувшись лицом в Бишопа. Его запах, просто Бишоп. Единственный звук, который я слышу, — это Брэнтли режет Лукана. Снова и снова.

— Давай, детка, — говорит Бишоп мне в волосы, когда видит, что Брэнтли не собирается останавливаться в ближайшее время.

— Хорошо, — говорит Гектор, и я поворачиваюсь в руках Бишопа, чтобы повернуться к нему лицом, но подальше от Брэнтли, отдающего долг своему жестокому отцу. — Все это прекрасно, но кто-нибудь из вас, ублюдки, хочет рассказать мне, что, бл*дь, происходит и почему моя правая рука мертва? Брэнтли, слышишь? Он мертв, так что можешь прекратить это сейчас же. — Гектор делает паузу, глядя на беспорядок, который создал Брэнтли, а затем пожимает плечами, как будто видит такое дерьмо каждый день. Возможно, так оно и есть. На самом деле, все они выглядят не обеспокоенными этим.

Бишоп прижимает меня к себе.

— Лукан насиловал Мэдисон, когда она была маленькой девочкой.

Гектор посасывает сигару; но только там, под поверхностью, я вижу, что это его немного злит, и это меня удивляет, потому что он — Гектор Хейс. Я бы не подумала, что что-то подобное может его беспокоить. Должно быть, он ловит мое внимание к нему, потому что начинает смеяться.

— Не принимай это близко к сердцу, сладкая. Лично мне ты не нравишься по многим причинам. — Мужчина смотрит на своего сына, а затем снова на меня. — Но я не оправдываю изнасилование.

— И... — Бишоп делает паузу, но затем продолжает. — ...и Брэнтли.

Звук удара ножом прекращается; теперь это всхлипывание. Не тихие всхлипывания, а ужасные, и я поворачиваюсь в объятиях Бишопа, наконец-то собравшись с силами, чтобы посмотреть на Брэнтли.