Сломанная тень

– Увы! – Матвею несколько месяцев назад очень непросто было просить ее руки, но оказалось, что отзывать предложение ничуть не легче. – Прошу простить меня и не держать зла!

– Что вы, Матвей! – Ольга грустно улыбнулась. – Я даже рада! Я очень переживала и чувствовала себя виноватой. А вдруг вы любите меня? Мы поженимся, и всю жизнь мне придется притворяться, что и я люблю! Я знаю, мне многие говорили, и Андрей Артемьевич тоже: стерпится-слюбится. Но как же слюбится, если я другого люблю? Ой… Я честно пыталась, читала ваши романы, учила наизусть стихи! Они замечательные! Вы столько пережили, столько страданий обрушилось на вас…

– Что вы! Моя жизнь была спокойной, а до смерти отца – даже вполне счастливой!

– Нет! Не обманывайте! Я почувствовала! Вам, наверное, тяжело было расти без матери?

Кислицын впервые посмотрел на нее с интересом:

– Да! Мачеха терпеть меня не могла. Я очень страдал, тянулся к ней, но она любила лишь своих детей, а меня отталкивала. Удивительно, что вы это почувствовали!

– Потому что я тоже росла без матери. А потом потеряла отца. Если бы не Андрей Артемьевич…

– Вы любите его?

– Конечно!

– Я не про то! Вы любите его, как женщина мужчину?

Ольга не ответила, лишь легким кивком подтвердила догадку.

– Только умоляю, никому! – попросила она и порывисто встала. – Я знаю, это дурно – любить чужого мужа. Но ведь многим женщинам и этого не дано! Их выбирают на балах, как кобыл на ярмарке. Да, да! Если лошадка, то есть невеста, понравилась, торгуются из-за приданого! И живут потом, как с лошадкой, даже не разговаривают, потому что чужие! А в старости собственным дочерям такую же судьбу устраивают! А мне и семнадцати нет, а я уже люблю! Это такое счастье! И я чувствую, я надеюсь, что и Андрей Артемьевич тоже меня любит!

– Как? Вы даже не говорили с ним?

– Как можно? Наши отношения целомудренны, каждый только догадывается о чувствах другого, не более. Оттого в нашей любви особая сладость! И горечь!

– Вы… Вы – замечательный человек, Ольга!

– Нет, я самая обычная! Это он! Андрей Артемьевич! От такой… такой… такой… Вы даже не знаете! Никто не знает! Ни жена, ни дети! Владимир попрекает его тем, чем гордиться надо! Что Андрей Артемьевич не воровал, как другие интенданты!

– Надеюсь, вы простите меня! За то, что разорвал помолвку?

– Вам не за что просить прощения! Я очень рада! Когда еще сыщется новый жених… А пока я буду спокойно жить подле любимого…

– Позвольте дать вам совет: не плывите по течению, боритесь за себя, за свою любовь. Прощайте!

Кислицын оглядел ломовую телегу, куда в беспорядке покидали его вещи.

– Куда ехать прикажете? – спросил извозчик, здоровый детина, не по погоде одетый в одну лишь красную рубаху.

– Даже не знаю! – честно признался Кислицын.

– Шутите, барин? Ждать не могу! За день два рубля хозяину вынь да положь! А я цельных два часа тут: грузили, потом вас ждали. Таперича ехать надо!

Кислицын заскрипел зубами. Владимир поступил подло, мог хотя бы дать полдня на поиски квартиры. А куда ему ехать сейчас, с бухты-барахты, когда вещи на телеге, да еще и на службу опаздывает!

– Вас Софья Лукинична! – подбежал к Кислицыну Пантелейка.

Матвей Никифорович поднялся по ступенькам и снова зашел в дом.

– Доброе утро, дорогой Матвей! Я только что узнала! Какая несправедливость! Это я виновата – плохо воспитала сына! Вы знаете, он мне самой поперек горла! Разослал по лавкам письма, чтобы мне не давали в кредит! Родной сын, называется!

Софья Лукинична полезла за платочком.

– Я вот что хочу вам предложить. Напротив живет моя добрая знакомая, майорша Г. Может, знаете? Так вот! Она сдает комнаты. Вот я и подумала: зачем вам далеко ехать? Хотите, замолвлю словечко? У нее князь Дашкин снимает…

– Князь Дашкин? Он разве наш сосед? – удивился Кислицын, бросив в окно взгляд на неказистый доходный дом.

– Нет! За женой следит! Так замолвить за вас словечко?

– Спасибо, сударыня, но боюсь, что комната в этом районе мне не по карману.

Кислицын решил ехать на Вознесенский, где в доме недалеко от Садовой снимал комнатенку до переезда к Лаевским. Дом там большой, авось что-нибудь найдется, и на службу можно пешком ходить!

Но только он вышел из дома, за ним опять вылетел Пантелейка.

– Матвей Никифорович! Матвей Никифорович! Теперь вас Ирина Лукинична зовет!

– Скажи, я к ней часов в семь заеду!

Глава девятнадцатая

Денис проснулся около одиннадцати. Комната за ночь выстудилась, и вылезать из постели не хотелось. Усилием воли Угаров заставил себя дотянуться до шнурка колокольчика. Ах, черт! Дверь-то он закрыл! Пришлось встать.