Сломанная вселенная (СИ)

Наконец-то бочка зашевелилась… Почти без шума крышка отскочила в сторону, издав при этом лишь тихий звук откупоренной бутылки. И Диоген вылез наружу, зажмурившись от непривычных солнечных лучей. На нем не было абсолютно никакой одежды, как и подобает истинным затворникам. Его бледное исхудалое тело, состоящее всего из одной головы, одной руки и одной ноги, совершенно лишенное того, что мы называем туловищем, выглядело совсем истощенным, но яркий огонек в глазах свидетельствовал о бодрости духа, проникновенный взор доказывал несломленость воли, а мягкая улыбка, дополняющая святой облик, без слов говорила, что все в порядке. Все вокруг взбудоражено ахнули, затаив дыхание. А Диоген, одарив взглядом присутствующих, начал свою речь, насыщенную риторическими оборотами:

– Друзья мои!..

В Мироздании сразу стало непривычно тихо.

– Друзья мои! В течение трех лет ваш покорный слуга в условиях мрака и тесноты размышлял над очередной Умной Мыслью, думая, чем бы поразить ваш слух на этот раз. Смиренно покоряясь издевательствам жесткой аскезы, лишая себя сна и пищи, покоя и отдыха, я денно и нощно проводил жизнь в неустанной работе мысли, вглядываясь в суть всех вещей и событий, происходящих под небом. И смею надеяться, что мой труд не обманет ваших ожиданий. Так приготовьтесь слушать…

Напряжение нарастало.

Диоген еще раз обвел свою публику интригующим взором и сказал…

Действительно Мысль!

Да такую Умную!

Да такую Проникновенную!

Да такую Неоспоримо-истинную!

…что все непринужденно воскликнули. Его слова произвели эффект разразившейся молнии.

– Вот это да! — громко воскликнул Лодочник, покачивая верхней частью.

– Прекрасные слова! — вторил Милеус.

Философ принялся спешно писать в своей тетради, в точности воспроизводя только что услышанное. Со всех сторон доносились восхищенные возгласы:

– Гениально!

– Брависсимо!

– Как остро! Как изысканно!

– Нам бы до этого никогда не додуматься!

Максим сидел заколдованный и неподвижный. Речь Диогена произвела на него столь потрясающее впечатление, что он даже перестал думать о своей незабываемой пассии, удивляясь — какие все-таки замечательные слова достигли его ушей! Как ярко они отражают действительность! Как искусно в них сочетаются лирическое созвучие и глубина мудрости!

Диоген смиренно выслушал целую бурю комплиментов и предшествующий ей шквал аплодисментов, затем произнес:

– Рад, очень рад, что вам всем понравилось! Я знал, что мой труд не пропадет даром. А теперь, друзья мои, извините, наше короткое свидание подходит к концу, как скоропостижно кончаются все счастливые минуты жизни. Я снова на три года ухожу от вас, чтобы размышлять над следующей Умной Мыслью, и обещаю вам, что она будет не менее впечатляющей.

С этими словами Диоген вновь нырнул в свою бочку, и крышка плотно захлопнулась. Неподвижность и молчание, как два вечных стража, опять воцарили над этим чудаковатым жилищем, скрывающим в себе все таинственное и непостижимое.

– Ну как? — спросил Придумаем, толкнув Максима под бок.

– Ничего подобного раньше не слышал!

– А я тебе что говорил!

Затрезвонили сверчки, почти в унисон с ними затянули многоголосьем пернатые хозяева леса, к ним еще пристроились цикады. Дополняя партию вселенской арии, где-то басом заревел некий зверь. А совсем рядом, перекликая все остальные звуки, раздался проникновенный тенор соловья… или не соловья… в общем, какой-то птицы с двумя головами и четырьмя клювами. Птица была возбуждена всеобщей радостью. И мир очнулся, стряхивая с себя сонливую тишину. Жители Мироздания расходились по своим домам воодушевленными обладателями Умной Мысли, которую все без исключения находили предельно талантливой, возвышенной и неповторимой. Алан мимоходом сочинил свой очередной куплет:

– Меня сразила наповал
Не молния, не гром, не тьма.
Я пораженный ныне пал
Великой остротой ума!

Максим, находясь под впечатлением подобного рода, как-то не заметил, что бродит в лесу уже совсем один. Все разошлись, и он обнаружил себя бесцельно слоняющимся между деревьев. Куда-то шел и шел… Уже спутались все направления и стороны света. Вокруг — лишь бескрайнее полчище мохнатых зеленью великанов, вросших корнями в землю и обреченных на вечную неподвижность. Снова что-то зашевелилось в памяти… угрюмость омертвелого замка, принцесса, ее голос, ее глаза… Свобода, казалось, была так близка для нее, словно дуновение фривольного ветра, кружащего прямо над головой. Всего лишь нужно протянуть руку и ухватиться за него. Одно единственное движение… Одно недовершенное предложение… Одно удачно подобранное слово…

И он принялся бубнить себе под нос злополучное четверостишие:

– «Я до минус трех считал,
В том была необходимость,
И, взглянув вокруг, понял,
Что наш мир…»

Максим прислонился к дереву и взялся стучать кулаком по омертвелой коре.

– Я должен… должен… ДОЛЖЕН ее разгадать!