Сломанное сердце

Но самое нелепое то, что все выходные я нет-нет, да опять вспоминаю его выходку. Обедаю, читаю материалы по текущим делам, принимаю душ, пытаюсь уснуть – и вдруг оно всплывает… или, точнее, вспыхивает, заслоняя все прочие мысли. И сразу – внутри, в животе сладко поджимается, к лицу приливает кровь. Ночью – так и вовсе маюсь. Закрываю глаза и вижу его горящий взгляд, его губы в преступной близости. И сердце так глупо трепещет.

А потом вдруг понимаю, почему меня это так разволновало. Ну и продолжает волновать. Потому что это приятно – чувствовать себя желанной. Особенно после слов Марка. Как бы я ни старалась их забыть, Гаевский здорово меня ранил. Подкосил основательно мою женскую самооценку. А в Шаламове я нахожу то, в чем именно сейчас неосознанно нуждаюсь. Это как лекарство. Как психотерапия.

Да, точно, всё дело лишь в этом.

Разжевав самой себе причины своих переживаний, я успокаиваюсь наконец и засыпаю.

* * *

В понедельник возвращаюсь домой поздно. И ещё снизу слышу ругань. Поднимаюсь на свой этаж и обнаруживаю, что скандалят в квартире Зои Ивановны. Судя по голосам, там у неё кто-то наводит разборки. Как минимум, двое – мужчина и женщина.

– Не хочешь по-хорошему, дура старая, – голосит тётка. – Значит, будет по-плохому! Вот подселим к тебе барыгу какого-нибудь. На своей части квартиры я – хозяйка!

– Так оно и есть, – басит мужчина. – Ты, бабка, подумай, оно тебе надо? Мы завтра сдадим наш угол наркоманам и будешь с ними жить, пока сама не сбежишь…

На их крики откуда-то приглушенно лает собака. Что им отвечает сама Зоя Ивановна – не слышно.

И тут подключается ещё один мужской голос, молодой, вежливый, вкрадчивый.

– Зоя Ивановна, миленькая, вы ошибаетесь. Валентина имеет полное право распоряжаться своей долей. В том числе переписать или продать её кому угодно. И наркоманам, и бандитам. И вам придется с ними жить. Только это тяжело и даже опасно. Поэтому в ваших же интересах, миленькая, пойти на наши условия.

До безумия хочется тишины и покоя, как, в общем-то, всегда в конце тяжелого дня. Голова просто раскалывается. И я почти уговариваю себя зайти домой, закрыть дверь и отрубиться до утра, уже и ключ к замку поднесла, но… в последний момент разворачиваюсь и звоню в соседскую дверь.

Вероятно, дочка ее усопшего мужа так жаждет заполучить свои денежки, что готова на всё. Даже вот обратилась к черному риэлтору. То, что именно он там выступает – понятно сразу. Хоть я и не занимаюсь жилищным правом, но мало-мальски знакома с подобными схемами честного отъема жилплощади. Конкретно эта – с подселенцами и бытовым террором – как раз в ходу у черных риэлторов в тех случаях, когда хозяев у квартиры несколько, а договориться не могут.

– Кто там ещё? – ворчит женщина. – Не открывай, Костя. Не до гостей пока.

Я снова звоню, теперь уже долго и требовательно. Щелкает замок, и в просвет показывается недовольное и одутловатое женское лицо. Видимо, Валя собственной персоной. Навскидку ей лет сорок пять, где-то столько же и мужчине, выглядывающему из-за её плеча.

– Вам кого? – спрашивает она.

– Видимо, вас.

Я слегка подталкиваю дверь и переступаю порог, вынуждая её отойти.

– Что вам надо? – непонимающе моргает она. – Вы кто?

В прихожей вижу смазливого парня, примерно моего возраста, и бедную свою соседку. Зоя Ивановна жмется в углу с затравленным видом. Ну а парень стоит, привалившись плечом к косяку кухонной двери, из-за которой скребется и поскуливает соседский пёс.

Парень смотрит на меня с легким прищуром, изучающе, пока не понимая, кто я и как на моё появление реагировать.

– Я – Самарина Валерия Сергеевна, адвокат Зои Ивановны, – официально представляюсь всей этой компании. Для пущей важности даже показываю своё удостоверение.

Тётка и, видимо, её муж сразу начинают нервничать.

– Как адвокат? Откуда?

Вопросительно взирают то на Зою Ивановну, то на затихшего парня. Растягивать весь этот цирк у меня нет ни времени, ни желания, поэтому сразу перехожу к делу:

– Вы, я так понимаю, Валентина, и вам принадлежит одна восьмая этой квартиры?

Тётка растерянно кивает.

– Вы отдаёте себе отчёт, что ступаете на скользкую дорожку? Что собираетесь нарушить закон? Да, собственно, вы уже его нарушили. Шантаж, вымогательство, запугивание. Теперь ещё и мошенничество маячит. Вы уже заработали себе на вполне реальный срок.

– Слава? – обескураженная тётка взывает к парню.

– Вы о чем? – усмехается тот. – Какой шантаж, какое вымогательство? Мы всего лишь пытаемся договориться о продаже доли…

– Сразу скажу, что препираться не собираюсь. Я просто довожу до сведения, что все ваши действия противозаконны. Если вдруг вы, Валентина, сами этого не понимаете. Что последует дальше с нашей стороны? Заявление в соответствующие органы и разбирательство. И когда у вас, молодой человек, будут брать показания, вот тогда вы можете сколько угодно спорить, выдвигать свои какие-то версии происходящего, доказывать, объяснять своё участие…

– Простите, кто вы?

Я снова показываю ему удостоверение. Усмехнувшись, он гуглит в телефоне. Спустя минуту от усмешки нет и следа.