Сломанный мальчик

Да еще и цена на извоз — ну совершенно непонятная. То за десять евро буквально пару кварталов проедешь, а то за пятнадцать можно в отдаленный район, чуть ли не в пригород, укатить. И чем это регламентируется — одному Богу, к которому мы, кстати, едем с визитом, известно. Вроде бы у каждого водителя в машине стоит приборчик, кажется это так и называется — таксометр, что весело отщелкивает форинты — только успевай следить. А раз таксометр считает — по идее, обмануть пассажира невозможно. Но через раз остается ощущение, что что-то здесь не то. Не может такое короткое расстояние в такие длинные форинты вылезти. Но вообще, по ощущениям, такси здесь роскошь, а не средство передвижения, как, допустим, в Москве. Во многих европейских городах такси обходится дешевле. Вообще, байка о том, что Венгрия, как бывшая страна соцлагеря — рай для туриста эконом-класса, нежизнеспособна. Из дешевого здесь лишь… ничего. А все остальное стоит весьма и весьма дорого.

В ресторане спокойно пообедать — только если ты имеешь возможность не считать деньги. В противном случае твои карманы опустеют куда быстрее, чем ты доешь свой гуляш.

Православная церковь посреди венгерской столицы была довольно необычной, если не сказать странной формы. Но интересно другое — как вышло так, что именно этому приходу было суждено проводить службы на языке русских эмигрантов.

Пока мы доехали до места я успела выяснить, что построен храм еще в восемнадцатом веке, а вот свой нынешний статус обрел только после Великой Отечественной войны. В это время он из католического (кажется, ничего в этом не понимаю) превратился в православный. Но богослужения в нем долгое время проводились на венгерском языке. И только в начале двухтысячных наши многочисленные соотечественники настояли на создании здесь русскоязычного прихода.

Инициативная группа написала письмо местному епископу Павлу, и тот, недолго кочевряжась, подписал нужный указ. Назвали приход во имя Святой Троицы. Была мысль даже отдельное здание для русской эмигрантской общины поставить, да кто-то там начал с кем-то судиться. Для меня вообще новость, что божьи люди могут прибегать к светским судам. Впрочем, это у Страны советов Церковь была отделена от государства, а тут-то может все по-другому происходит. Так вот, судились они судились, да исчерпав силы и средства отложили стройку на потом. Которое и по сей день не наступило.

Мы подошли поближе к храму. Точно так же, как и в России, перед входом вилась стайка юродивых, различными способами испрашивающих себе подаяния. Некоторые из них бубнили под нос какие-то песнопения на старославянском языке. Кто-то славил святых, а кто и вовсе бормотал что-то нечленораздельное.

— Постой, красавица! Пожертвуй пару форинтов на перестройку храма! — с такой просьбой обратилась ко мне не старая еще женщина в странном облачении — фартук поверх пальто. Жгучая кареглазая брюнетка как-то не очень органично выглядела в православном приходе. В ее глазах читалась скорее не вера в Бога, а «Дай погадаю, всю правду расскажу!»

— Вы знаете, я не держу наличных, — извинилась я за то, что не подготовилась.

— Переведи на карту, моя золотая, в двадцать первом веке живем. Если на наличные надеяться, век храма не построить! У тебя рубли, евро?

— Как вам будет удобнее, — растерянно согласилась я заплатить.

— Давай, вот на этот номер переводи, — женщина протянула мне свою банковскую карту.

— Жанна Алмазова? Так вы цыганка?

— А как же? В смоленском таборе родилась, за табором сюда пришла, тут от своих отбилась, за венгра вышла замуж, выучилась, да всю жизнь учителем географии здесь и проработала.

— Гадаете? — зачем-то протянула я ей ладошку.

— Тут это, конечно, не приветствуется, но посмотреть могу. Давай отойдем.

Временно исполняющая обязанности юродивой при церкви повела нас подальше от храма, через площадь.

В скверике Жанна вновь взяла меня за руку, повертела, погладила. Поцокала языком и прищурилась.

— Многое тобой, милая, пройдено, а многое еще у тебя впереди. Страдала немало и жестоко, но это все уже позади. Теперь будешь жить богато, знаменито, красиво. Любовь свою найдешь, два дома построишь. Книг много напишешь — люди спасибо скажут! Здоровья на все хватит! Сто евро мне на карту переведи, дорогая.

Я, открыв рот, слушала предсказания. Неужели на мне табличка висит, что я пишу? Это-то откуда ей известно? Ничего себе!

— А Андрашу погадаете?

— Легавый? Да что ему сделается? Через десять лет выйдет на пенсию да рыбачить будет в Дунае до глубокой старости. Своей смертью помрет, в окружении внуков. Если, конечно, его старший сын, от компьютеров зависимый, в гроб раньше не вгонит.

— Откуда вы… Вы же даже за руку его не брали!

— Да на черта мне его руки, сосед он мой, по дому. Сто пятьдесят с тебя за двоих.

Очнулась я от звука смс — банк проинформировал о списании. Цыганки-прихожанки и след простыл.

Это сейчас чего такое было, граждане? Это я сейчас добровольно отдала гадалке больше десяти тысяч рублей? Не только за себя, но и за Андраша?

На черта он мне сдался-то, вместе со своим рыбачьим будущим?