Сломанный мир (СИ)

Мысли путались. Ему вдруг показалось, что все, что произошло за последние недели, просто привиделось ему. Может быть, он до сих пор в пещере Оэлун-хатун, или хуже — он выдумал даже приказ Токхына и путешествие на Юг сквозь безвременье Пустошей? Может, он все еще в Синдзю — спивается и и постепенно сходит с ума от одиночества. И чудак Ху-сяньшен, и сны, которые не были просто снами — ничего этого не было… Может, и Юкинари, и их мечты раздвинуть границы привычного мира, и даже то счастье, которое затапливало грудь Гэрэла в его присутствии — просто милосердная ложь, которую он выдумал, чтобы собственная жизнь показалась не такой пустой и бессмысленной? А на самом деле есть только ожидание смерти без надежды. И никаких миров, кроме этого единственного, нет…

«Ну как же — нет? — прозвучал у него в голове голос Юкинари, ясный и уверенный. — Ведь ничего не берется ниоткуда. Раз мы мечтаем о чем-то, чего нет в этом мире, значит, где-то оно все-таки есть, правильно?»

«Да», — подумал он и улыбнулся растрескавшимися губами.

Глаза застилала чернота, иногда перемежавшаяся цветными кружащимися сполохами. Каждый шаг давался ему с усилием, и он продолжал переставлять ноги лишь потому, что знал, что если упадет, то подняться уже не сможет. Он забыл, зачем делает это, но продолжал повторять: «Надо идти…», пока эти слова не утратили всякий смысл.

Кажется, в какой-то момент он все-таки упал.

Кажется, его подняли, потащили куда-то; были резкие удары по щекам, и знакомый голос повторял:

— Не спите… Не смейте спать! Прошу вас…

Но ни удары, ни этот голос уже не могли вернуть его из забытья. Он так устал, и тьма сгустилась над ним.

Не было мысли, что он проиграл или сдался.

Мы обязательно встретимся, Юкинари, потому что мир огромен и удивителен, как ты и представлял, и всё, во что ты верил, — правда; а это значит, что через годы ли, через сотни лет, под совсем другим небом к тебе подойдет человек со знакомыми голубыми глазами, ты только дождись его.

Скоро свидимся.

Глава 30. Острова в море

Он еще помнил сухую колышущуюся траву до самого горизонта — Пустоши — но воспоминание это отодвинулось, потускнело, как сон поутру.

Кажется, когда-то — минуту, год, жизнь назад? — было жарко, и хотелось пить…

Теперь весь мир стал водой. Ледяной водой, от которой коченели руки и сводило лицо.

В детстве он часто гадал, как выглядит край света. Как это, когда не останется в буквальном смысле ничего,даже темноты? Разве кому-то под силу такое представить?

Может быть, именно благодаря скудости его воображения мир не закончился, когда последний из маленьких каменистых островов остался позади: просто в нем не осталось ничего, кроме серого моря, такого же серого тяжелого неба и маленькой лодки посередине. Волны встряхивали лодку, и каждый раз, когда они перехлестывали через борт, иглы холода впивались в его тело с новой силой.

Он греб, пока руки не уставали от весел, потом делал передышку, потом снова греб. Никаких ориентиров не было, так что не было никакой возможности определить, в каком направлении движется лодка, не плавает ли он кругами. Впрочем, возможно, это не имело никакого значения. Он знал, что нужно просто плыть вперед.

В мире снов он не чувствовал голода или жажды, зато прекрасно ощущал холод и прилипшую к телу ледяную одежду. Он так замерз, что руки почти не двигались.

Так просто было проснуться. Тогда все закончилось бы. Но мама во сне сказала — довериться чутью. А чутье подсказывало, что должно быть именно так.

Выдержать. Надо плыть вперед.