Сломанный мир (СИ)

По приезду в Пхёнвон Токхын сразу захотел проведать Юкинари в Когте и приказал Гэрэлу следовать за ним. Он так привык полагаться во всём на Гэрэла, что не желал совершить даже простейших действий без его сопровождения. Вряд ли он сам сознавал, насколько стал беспомощен и несамостоятелен. Но менее подозрительным это его не сделало. После визита к Юкинари Токхын забрал себе ключи от цепи, которая приковывала пленника к стене его темницы — словно мало было нескольких тяжелых дверей и стражи…

В застенке Юкинари стоял запах сырости — воздух был тяжёлый, затхлый. Почему-то Гэрэлу вспомнилось, что от рюкокусского императора всегда пахло чаем, духами и чернилами. (Воспоминания о Рюкоку — темные осенние ночи, бумажные фонари в саду, разговоры обо всем на свете за игральной доской — здесь, в тюрьме, были поразительно неуместны).

Юкинари выздоравливал, его рана затянулась. Он был бледен и напуган, хоть и пытался скрывать это, но следов побоев Гэрэл на нём не заметил. И даже недокормленным Юкинари не выглядел — ну, насколько это было вообще возможно при его обычной худобе, — и одежда его пребывала в относительном порядке. Значит, с ним обращались деликатно. Но Гэрэл не сказал бы, что это добрый знак. Стоило ли надеяться, что в императоре всё же возобладал разум и он решил возвратить Юкинари Рюкоку в обмен на выгодные для себя условия? Да нет, конечно; пленников, которых в будущем хотят отпустить, не сажают в Коготь, и ключи от сторожащих их цепей не берегут как зеницу ока. Было ясно, что Токхын приказал хорошо обращаться с пленником до своего прибытия лишь потому, что хотел сам подвергнуть его всевозможным издевательствам.

Юкинари встретился взглядом с Гэрэлом. В его глазах не было ненависти — только горечь. Гэрэл отвёл глаза.

— Чего вы хотите добиться от него? — прямо спросил он Токхына после этого визита.

— Я хочу, чтобы он признал мою власть над ним. Больше мне ничего не нужно.

— Боюсь, это невозможно, государь. Юкинари очень горд, он никогда не встанет перед вами на колени.

— Значит, я заставлю его это сделать.

— Проще будет сразу убить его.

— А кто сказал, что я хочу сделать как проще? Нет уж, он встанет на колени, даже если для этого мне придётся разбить ему молотом коленные чашечки, — отстранённо, словно во сне, проговорил Токхын.

Гэрэл видел, да и сам устраивал достаточно казней, чтобы нарисовать эту картину у себя в голове. Получилось красочно, даже чересчур.

— И когда вы собираетесь… обсудить с ним это?

— Торопиться не стоит, надо отдохнуть с дороги, — рассудительно сказал Токхын. — Можно начать послезавтра, а там — как пойдет…

Вечером следующего дня он пришёл к Токхыну и сказал:

— Государь, я хочу ещё раз увидеть пленника… Вы разрешите мне?

— Зачем, мой дорогой генерал? Скоро вы в любом случае увидите его, — удивился император.

Гэрэл вовсе не был уверен, что хочет увидеть то, что собирался показать ему Токхын.

— Осталось несколько вопросов, которые мы не успели обсудить до конца, пока я гостил в Рюкоку, — доверительно сообщил Гэрэл. — А завтра, боюсь, он уже не захочет… да и не сможет со мной побеседовать.

Искренность — лучшая ложь. Если он отправится к пленнику тайком, ничего не сообщив императору, его наверняка в чём-то заподозрят. А вот если сам попросит Токхына нанести Юкинари визит и получит от него разрешение — значит, точно ничего дурного не замышляет. По крайней мере, так будет рассуждать Токхын, а уж ход мыслей императора Гэрэл за проведённые бок о бок с ним годы успел изучить как свои пять пальцев.

— Да, я слышал, вы проводили много времени с Юкинари, когда гостили там. О чем вы говорили? — спросил Токхын. Гэрэл уловил в его интонации не то чтобы подозрение — вряд ли он мог представить, что его любимый генерал бросит его ради службы кому-то другому, — скорее неприязнь.

— О разном. В основном об отвлеченных вещах. Об устройстве стран, о судьбе, о богах, о чудесном.

Токхын увидел, что Гэрэл не врет, поскучнел.

— Вы думаете о подобных вещах больше, чем полезно человеку, — сказал он со смехом.

Бог его знает, что там подумал император о предмете предстоящей беседы, но, по всей видимости, в его воображении нарисовалось что-то кровавое, потому что он предупредил Гэрэла:

— Вы помягче с ним, ладно? Выскажите всё, что думаете, но не трогайте. Мне бы хотелось завтра получить его целым и невредимым.

«Вот это вряд ли», — подумал Гэрэл.

Тюремщик безропотно впустил его в камеру.

Юкинари сидел у дальней стены, пождав ноги. Дрожащий свет фонаря выхватил из темноты его лицо.

— Снова вы, господин генерал…

Он не высказал ни малейшего удивления от внезапного визита Гэрэла, но, похоже, ничего хорошего не ждал.

Гэрэл не знал, как начать разговор, но Юкинари облегчил ему задачу:

— Хотите провести еще одни переговоры?

Гэрэлу показалось, что в голосе Юкинари прозвучало то, что ему прежде ни разу не доводилось слышать — злая издевка; но нет, должно быть, это была просто горечь… А сам голос неожиданно оказался таким же чистым, как раньше — Гэрэл почему-то представлял, что он будет глухим, как после долгого молчания.